Глава IV

Наутро Иван снова исчез и, вернувшись в обед, привез брату приглашенье на бал от губернатора.

Ввечеру он оделся прежде брата в свой пехотный мундир Алексеевского полка с оранжевыми лацканами и, нещадно напудрив парик, уехал вперед. Данило начал тоже одеваться, и когда он был совсем одет в свой новый мундир, при сабле, в парике, в желтых сафьянных сапогах, в высоком кивере и с леопардовою кожей на спине, старик Архипыч ахнул, ошалел и руками всплеснул.

— Это заморский кафтан аль православный? — осмелился он спросить.

Князь рассмеялся.

— Русский. Лейб-гвардии гусарского эскадрона ее величества царицы нашей.

«Негоже воину в шкурах ходить. У нас этак одни башкирчата в дождик бегают», — подумал Архипыч.

Князь сел в свой дорожный рыдван цугом, с двумя молодцами в ливреях, и поехал на бал.

Грязные и топкие улицы от прошлого дождя, темные и глухие, тянулись без конца. Лошади шли тихим шагом, увязая в грязи. Экипаж бросало из стороны в сторону на выбоинах. Наконец вдали показались огни: то был губернаторский дом в глубине большого двора, и яркий свет выливался столпами из больших окон. На дворе кругом стояли ряды карет, дрожек, линеек, бричек, больших рыдванов и просто телег, окрашенных зеленою и желтою краской. У подъезда горело тускло несколько плошек, шныряли кучера, форейторы и казачки в ярко-красных кафтанах, лакеи в ярко-желтых ливреях и шапках с позументами. Тут же толпились какие-то солдаты в неуклюжих желтых мундирах с огромными лацканами и в огромных шляпах и киверах. Гайдуки в лохматых голубых шапках размахивали нагайками.

При появлении князя из дверец рыдвана, когда свет мерцающих плошек упал на его грудь в орденах, на подъезде произошло смятение. Он поздоровался с солдатами и спросил:

— Какого полка?

— Чугуевского...

— А вы? Кажись, кирасиры.

— Келасиры-с.

— Как попали сюда?

— Из Питера ссыльных гнали, турку и Кондратов.

— Конфедератов? Пленных?..

— То-то их! Поляков! Пар восемьдесят. И турки тоже немало было.

— Пешком?

— Мы-то пешком, а они в бричках.

Поднимаясь по лестнице, устланной серым сукном, князь приостановился... Звуки бального оркестра донеслись сюда и произвели на него странное впечатление... Эти звуки вдруг пробудили в нем неприятное воспоминание. Князь остановился и стал припоминать.

«Чудное дело! Пока не вспомнится, не войду», — подумал он.

Лестница была пуста, внизу только шныряли лакеи. Пред ним стоял один не то гайдук, не то солдат, в какой-то полинялой епанче, с перевязью, сутуловатый, невзрачный, с булавой в руках. Две косички висели у него на висках вдоль рябоватых щек, а третья, подлиннее, лежала на спине с веревочным бантиком... Густой слой муки, вместо пудры, смешался с обильным слоем деревянного масла вместо помады.

«Это, знать, затея немца губернатора», — подумал Данило.

— Швейцар на казанский лад, что это пляшут, не знаешь? — рассеянно спросил князь.

— А топляа-пляа... пляшут... — был ответ.

Князь всмотрелся... Гайдук страшно заикался и, ответив, все еще стоял, судорожно разинув рот.

— Что это ты? — спросил князь.

— Та...а с... на...пугу. С вед...медем ночевал.

— Как? В лесу?..

— Ни...и! Та...а, в кро...в кро...вати... В день анде...ала, барин по...пошутил.

«Изуверы!» — подумал Данило.

— Чей ты?..

— Та...а князя Хва...а...лынского.

Князь вспыхнул и стал подниматься далее. Стук и ровное притоптывание, стройный звон шпор и громкие восклики под аккорды музыки долетали до него.

«Мазурка!» — вдруг вспомнил Данило и удивился.

Быстро поднявшись до площадки, он вошел в главные двери.