Человека выдает его окружение. Салавата невозможно представить без его отца. Они вместе жили, воевали, делили тяготы вечной каторги. А сколько неприятностей и трудностей доставил советским историкам и писателям отец-старшина, феодал, когда они пытались создать из его сына прообраз большевика-ленинца, борца против угнетения бедняков — русских и башкир. Поэтому исследователи старались не касаться родственных связей Салавата, более того, они чурались этого.
Кем был, например, дед Салавата Азналы? Другие его предки? Участвовали ли они в ранних башкирских восстаниях, ведь башкиры поднимали национально-освободительную борьбу каждые 20 лет, с возмужанием каждого следующего поколения. Упоминаний о деде Салавата нет ни у Злобина, ни у Гвоздиковой.
Этой темы лишь вскользь коснулся А. Пушкин в «Истории пугачевского бунта». Он назвал Юлая старым мятежником, скрывшимся от казней 1741 г., последовавших после восстания Карасакала. Но здесь А. Пушкин допустил редкую для себя ошибку. Юлай на допросе в Тайной экспедиции Сената показал, что «от роду ему сорок пять лет». Было это в 1775 г. Он родился не позднее октября 1729 г. Во время восстания Карасакала ему было 10—11 лет, поэтому Юлай не мог по возрасту участвовать в этом восстании, и казнь ему не грозила.
А. Пушкина не допустили к архивным материалам «дела о Пугачеве». Он писал о Юлае и Салавате, основываясь на народных преданиях. Видимо, народная память хранила еще сведения об участии их рода в восстании Карасакала. Если не Юлай, то логично предположить, что с Карасакалом бунтовал его отец — Азналы.
Раз уж Юлай был удостоен звания сотника в 1762 г., в возрасте 33 лет, а старшиной стал в 1766 г., в возрасте 37 лет, можно с уверенностью утверждать, что род Юлая и Салавата был достаточно знатным. А какие сведения есть о предках Салавата в башкирских эпосах?
В эпосе «Юлай и Салават» мы читаем о том, что Азналы был авторитетным, богатым человеком, родившимся в знаменитом роду. Отец его постарался дать сыну образование. Летом для обучения Азналы в их деревню приглашался мулла, а зимой он учился в городе. Азналы знал русский язык. Сэсэн утверждает, что он был чуть ли не единственным человеком на Урале, умевшим писать на двух языках! Кроме того, отмечается твердость Азналы в управлении своим аймаком.
Сказитель не знал предков Азналы. Это говорит о том, что конкретное происхождение Азналы не было известно в данной местности. Пока сделаем лишь предположение, что предки Азналы были из другого рода.
Байык Айдар-сэсэн называл Азналы тарханом. Так это было или нет — неизвестно, но нет сомнения в том, что в эпосах Азналы характеризуется весьма знатным, известным человеком, и имя его должно быть отражено в исторических документах башкирских восстаний либо среди повстанцев, либо среди верных правительству башкир.
Эпос рассказывает, что Азналы принимал участие в проводах Юлая в польский поход. Значит, он был жив накануне пугачевщины в 1771—1772 гг. Упоминается также, что Юлай, родившийся в 1729—1730 гг., был последним, самым младшим сыном Азналы. Если это так, то получается, что Азналы родился где-то в начале XVIII в., примерно в 1700 г. Примем условно этот год за дату рождения Азналы. Тогда во время национально-освободительной войны 1735—1740 гг. ему было около 35—40 лет. Это возраст зрелого мужчины, он не мог остаться в стороне от бурных событий той войны, ведь тогда северо-восток Башкортостана бурлил, как котел на хорошем огне. Башкиры то бунтовали, то приносили повинную, то, обманутые, вновь поднимали восстание, писали письма императрице, просили унять зарвавшихся чиновников и потерявших человеческий облик карателей, грозили уйти из российского подданства.
Вначале я поступил просто. Взял недавно вышедший шестой том «Материалов по истории БАССР», посвященный башкирским восстаниям 30-х гг. XVIII в., и просмотрел именные указатели. Как ни странно, но никакого Азналы из Кудейской и Шайтан-Кудейской волости там не оказалось.
В документах упомянуты все влиятельные люди Кудейской волости, разделенной на три части: Шайтан-Кудейскую, Кыр-Кудейскую и Белекей-Кудейскую волости [31].
Наиболее авторитетным здесь был старшина Кудейской волости Юлдаш-мулла Суярымбетов. У него были сыновья Ягафар и Исламгул Юлдашевы — старшина и сотник Каратавлинской волости. Белекей-Кудейскую волость возглавлял тархан Исмаил Молдуров. Известна его деревня Смаил на ручье Ерал. Он имел братьев Исенея и Илекея [32]. В Кыр-Кудейской волости наиболее влиятельными людьми были «теперисчевы дети» — тарханы Челбыр, Муса и Юныс. Известны их деревни Юныс и Мусабай. Во главе Шайтан-Кудейской волости стоял Шаганай Барсуков, прославившийся поимкой одного из предводителей той войны — Тулькусуры Аднагулова, также уроженца Кудейской волости. В одном из документов [33] упоминается «брат ево, Шиганаев, Аликай Булатов». Алекей, видимо, был двоюродным братом Шаганая — фамилии у них разные. Его деревня Альке (Алькино) существует и по сей день.
Проходят по источникам Давлеталей-мулла, житель деревни Миндиш, Касайбай, деревня Касай которого располагалась совсем рядом с деревнями Текей и Азналы, выше по течению Кускянды. Казалось, вся Кудейскоя волость отметилась в той войне, как на стороне повстанцев, так и на стороне верных башкир. Однако Азналы — уроженца Кудейской, или Шайтан-Кудейской волости, среди них не было.
Как же так, знатный башкир, которого называли тарханом, знал русский язык и не совершал никаких сделок, не принимал участия в восстаниях? Этого не могло быть.
Значит, неверны были те минимальные сведения о нем, которые мы заложили в схему поиска. Его имя не вызывало сомнения — Юлай был Азналин, Азналихов. Тогда под сомнение попала волость, ведь и в кубаирах не указывалось его происхождение, оно оставалось неизвестным, сказитель испытывал затруднение, Азналы как будто был со стороны.
Кроме того, в одном из опубликованных преданий сообщалось, что из шайтан-кудеев была бабушка Юлая, мать Азналы [8]. Значит, его отец был из другого рода, иначе получился бы близкородственный брак.
Мунир Хади, автор первой «Истории башкир», опубликованной в 1909—1910 гг. в журнале «Шура», издававшемся известным публицистом Ризаитдином Фахретдиновым, писал:
«Ранее у башкир запрещалось брать жен из ближней части рода. Нарушившего этот запрет могли убить, а жену забрать. Так говорится в предании о Кильмете, взявшем в жены девушку из ближней части рода, из-за чего вспыхнула война и погибло много народа» [34].
Шайтан-Кудейская волость невелика, чтоб делить ее на ближнюю и дальнюю части. Всего 5—6 деревень, да из них половина — это деревни Азналы и его сыновей. Из этого следовало, что отец Азналы, взявший в жены девушку из шайтан-кудеев, был из другого рода. Возникла необходимость расширить поиск отца Юлая, не ограничиваясь выходцами из Шайтан-Кудейской волости. Именной указатель «Материалов по истории БАССР» сразу высветил Азналыбая Карагужина, уроженца соседней Куваканской волости. А самое главное, документы, в которых он упоминался, относились к восстанию Карасакала, и он играл там одну из главных ролей.
Сходилась первая наводка, данная нам еще А. Пушкиным, который отметил в «Истории пугачевского бунта» старого мятежника из рода Салавата, скрывшегося от казней 1741 г. Более того, просмотр документов, упоминающих Азналыбая Карагужина, показал, что он после подавления восстания Карасакала бежал в Киргиз-Кайсацкую Орду, скрываясь от казней 1741 г. Против же родства Юлая с Азналыбаем Карагужиным, на первый взгляд, свидетельствовало происхождение последнего из Куваканской волости, при старшинстве Юлая в Шайтан-Кудейской волости. Однако такие случаи были. Например, Юлдаш-мулла был старшиной Кудейской волости, а его сын Ягафар — Каратавлинской волости.
Нужно было разобраться с личностью Азналыбая Карагужина, его родственными связями, деятельностью, местом жительства, собрать о нем все сведения, имеющиеся в исторических документах, и сопоставить их с характеристикой Азналы, данной в эпосе «Юлай и Салават».
Он появился на исторической арене в самом начале национально-освободительной войны 1735—1740 гг. Эта война связана с одним из самых грандиозных проектов в истории царской России — промышленным освоением Урала, но, к сожалению, практически не освещена в научно-популярной литературе. Научные же разработки этой темы выполнялись в советское время, в рамках классового подхода, когда, вопреки истине, на первый план выставлялась классовая борьба. Поэтому есть смысл совершить краткий экскурс в историю России первой трети XVIII в.
С воцарением Петра I начался новый этап колониального наступления на восток. После восстаний башкир 1704—1711 гг., занятый войной со Швецией, он спешил скорее покончить с «башкирским делом». За тиранство и грабеж был повешен уфимский воевода и обер-комиссар Сергеев. Царь многих башкир простил, но, уже ничем не прикрывая своей колониальной политики, заявил, что примет все меры для того, чтобы навсегда обуздать башкир, что он сам постарается обрусить край увеличением русского населения, что Башкирия слишком важна, как ключ в Среднюю Азию. Петр всегда помышлял о торговле в Азии. Проект этих дел уже в последние годы царствования Петра I был подан ему сенатским чиновником Иваном Кириловым.
И. Кирилов происходил из мещан. Будучи человеком грамотным, поступил в Сыскной приказ, а оттуда был взят в Сенат переписчиком, где обратил на себя внимание Петра I. За проект по устройству Оренбургской губернии произведен в секретари Сената и вскоре пожалован был надворным советником. Петр I одобрил проект, но осуществить его при жизни не успел. Екатерина I за составление Атласа Российской империи назначила Кирилова сенатским обер-секретарем.
В 1734 г. И. Кирилов возглавил Оренбургскую экспедицию, целью которой было построение города Оренбурга в устье реки Орь на границе башкир с казахами и ряда других крепостей, способствующих укреплению царской власти на Урале. Именно тогда были заложены Яицкий городок, Верхне-Озерная крепость, Сакмарский городок, Берда, Илецкий городок. Окружение Башкирского края линией русских крепостей по Яику означало превращение Башкирии во внутреннюю провинцию Российской империи, разделение башкир и казахов полосой русского населения. Соседство этих народов оставляло возможность объединения их или выхода башкир из России с получением самостоятельного хана из казахских султанов, чьи предки по родословной восходили к Джучи, а от него — к Чингисхану.
Одной из главных задач Оренбургской экспедиции было содействие переселению русских крестьян и развитию земледелия. И под крепости, и под заводы, и под заводские деревни, и под пашни русских крестьян изымалась земля у башкир — их родовая, вотчинная земля. Сохранение вотчинных прав на землю было главным условием присоединения Башкирии к Московскому государству. Для башкир того времени вотчинная земля была не только районом кочевок. Эта земля была для них и большой и малой родиной, определяла их в сословие землевладельцев, освобождала от закрепощения. Отнимая вотчинную землю у башкир, отнимали и Родину, и свободу, и материальное благосостояние. Вот почему башкиры подняли восстание, когда узнали о намерениях экспедиции Кирилова.
Поднялась вся Башкирия. На Сибирской дороге боевые действия развернулись вокруг Верхне-Яицкой крепости с пристанью, построенной для отправки по Яику продовольствия из сибирских слобод в строящийся Оренбург.
При закладке Верхне-Яицкой пристани царская администрация выкупила землю у кара-табынских башкир, возглавляемых тарханом Таймасом Шаимовым. Этот отвод земли воспринялся частью башкир Кара-Табынской волости как незаконный захват. Им ничего не досталось от этой купли-продажи. Лишь 15 человек вместе с Таймас-тарханом получили вознаграждение. Недовольные во главе с Юсупом Арыковым решили бороться за свои земельные права и подняли восстание. Оно получило среди башкир широкую огласку и поддержку. К Юсупу Арыкову примкнули башкиры соседних Кудейской и Куваканской волостей, а затем восстание охватило всю Сибирскую дорогу. Башкиры требовали прекратить строительство Оренбурга и других крепостей, снести построенные остроги и стали всячески препятствовать осуществлению целей Оренбургской экспедиции.
С лета 1735 г. они блокировали Верхне-Яицкую пристань, не давая возможности переправлять провиант в Оренбург по воде. В начале августа из Течинской слободы вышел большой обоз, состоящий из 1084 подвод с продовольствием. Не доезжая до Верхне-Яицкой пристани верст 30, около озера Уклы Карагай, обоз был арестован отрядом Юсупа Арыкова. Повстанцы, перебив охрану, отбили часть обоза, взяли хорошие трофеи. Они окружили обоз и держали в осаде, пока специально вызванная воинская часть не пришла на помощь.
Еще более серьезные боевые операции развернулись в декабре 1735 г. Отряд Юсупа Арыкова вновь напал на обоз, состоящий из 600 подвод и хорошей охраны. Обоз также был остановлен и блокирован. Повстанцы долго держали его в осаде, пока не начался падеж лошадей. Обоз вынужден был вернуться в Течинскую слободу.
Тогда повстанцы осадили Верхне-Яицкую крепость и вынудили гарнизон покинуть ее, обещая проводить его до Уфы. Но затем в пути перебили его, захватив знамя, пушки, ружья, палаши, а также пленных.
Царская администрация долго ничего не могла сделать с отрядом Юсупа Арыкова. К тому же восстание охватило Ногайскую и Казанскую дороги. Вожди восстания стремились привлечь на свою сторону казаков и казанских татар. Национально-освободительная война грозила срывом планов Оренбургской экспедиции и всей колониальной политики России на ее восточных рубежах. Царское правительство приняло ряд жестоких мер, в том числе издав Указ от 11 февраля 1736 г.
Этим указом запрещено было башкирам жениться на казанских татарках, общаться с казахами, носить и иметь у себя дома оружие, иметь в деревнях кузницы. Сокращалось число мусульманского духовенства, как главного виновника башкирских бунтов. Уличенных в бунте императрица Анна Иоанновна повелевала казнить, бить нещадно кнутом, ссылать на каторгу, отдавать в солдаты, продавать в рабство с женами и детьми, жечь и истреблять селения бунтовщиков, забирать у них скот, собирать контрибуцию деньгами и лошадьми, годными для драгунских полков, и, наконец, дозволено было разным людям приобретать башкирские земли, а также разрешалось на эти земли переселять крепостных крестьян. Запрет на куплю-продажу башкирских земель, существовавший почти 300 лет, с самого присоединения Башкортостана к Московскому государству, был снят.
Однако карательные операции, начатые после этого указа, не давали результата, а лишь увеличивали число повстанцев. Тогда каратели решили заморить башкир голодом, запретив продажу им хлеба. В ответ отряды повстанцев стали нападать на русские слободы, мишарские, черемисские и чувашские деревни, грабить их с целью добычи продовольствия.
В. Татищев, возглавивший борьбу властей с восставшими, пытался убедить башкир закончить войну и прийти с повинной, обещая прощение вины. Одновременно в Башкирию стягивалось большое количество правительственных войск. Наконец и силы повстанцев, возглавляемых Юсупом Арыковым, иссякли. Они в октябре 1736 г. обратились с письмом к полковнику Тевкелеву о принесении повинной. Среди подписавших это письмо были Азналыбай Карагужин и его дед Ака-мулла Камакаев, представители Куваканской волости, соседней с Кудейской волостью.
Сохранилась лишь копия перевода этого письма на русский язык. В русском переводе приведено сокращенное имя — Азнабай и искажены фамилии — Карачурин и Каменев. Это обычное явление для таких документов. Имена сокращали и сами башкиры. По традиции полное имя обычно называлось редко, в знак уважения. Тем не менее мы знаем полное имя этого человека — Азналыбай, так он назван дважды в документе, написанном секретарем Дмитрием Реутовым [35]. Чаще в источниках его имя встречается в кратких формах Аднаба, Аднай, Азнай.
В упомянутом выше письме о повинной башкиры сообщали, что привезли захваченных пленных, трофейные пушки, ружья, палаши. И Азналыбай Карагужин подписался под этим письмом, что говорит о его участии в нападении на обозы и гарнизон Верхне-Яицкой крепости.
«Вашего императорского величества счастием (!), — доносил Кирилов императрице Анне Иоанновне 26 января 1737 г., — башкирский народ в такое уже состояние приведен, что с начала их подданства никогда таковыми послушными не были и никогда ж страху за свои злодейства не ведали, как ныне есть». Он указал, что, собственно, башкир имеется всего около 40 000, «что из того числа по нынешнему случаю бунта несколько тысяч побито и развезено (продано в крепостные. — Р.В.)», что Казанская и Осинская дороги находятся в полной покорности, а «протчия ж от голоду и холоду страждут».
Полковник Бардукевич доносил Кирилову, что башкиры, живущие по реке Ик, «от голоду мрут, а оставшиеся собак и кошек едят, а и того им недостает, и за бессилием и отчаянием принуждены мертвых бросать». Царским властям пришлось посылать специальные отряды для погребения трупов.
По сведениям Р. Игнатьева, «во время усмирения Кильмяк-абызского бунта в 1735—1740 гг. побито, казнено и сослано 30000 башкир; жены и дети башкирские были розданы по рукам желающим; шесть главных мятежников бунта были посажены на железные колья на высоких каменных столбах, 11 человек повешены на железные крючья за ребра, 80 человек просто повешено, 21 отрублены головы».
Азналыбай Карагужин, принеся повинную, остался на свободе. Каратели избрали коварную тактику. Стремясь убедить башкир сложить оружие, до последнего они не трогали тех бунтовщиков, кто пришел с повинной, отложив расправу до полного подавления восстания.
Что же ожидало остальных участников бунта, оставшихся на свободе? Они обязаны были принести присягу на верность императрице, поклявшись на Коране, заплатить штрафных лошадей, пригодных под драгун и отдать в рабство двенадцатилетних детей. Я не сгущаю краски! Именно так! Оренбургская экспедиция, сообщая о новом всплеске национально-освободительной войны башкир в 1737 году, отмечала: «И ныне они, воры, опять стали воровать для того, что спрашивают с них штрафы и требуют детей 12-ти лет со всякого двора и лошадей, и того они дать не хотят...» [36].
Весной 1737 г. произошли большие изменения в руководстве как с той, так и с другой стороны. На место умершего И.К. Кирилова главным начальником Оренбургского края назначили В.Н. Татищева. На посту начальника Комиссии Башкирских дел, бригадира, гвардии майора М.С. Хрущева сменил астраханский вице-губернатор, генерал-майор Леонтий Яковлевич Соймонов. Основной задачей этой Комиссии было подавление башкирского восстания. Для этого Л. Соймонов имел в своем распоряжении несколько армейских полков, которые использовал для организации карательных экспедиций.
Вожди Кильмяк-абызовского бунта: сам Кильмяк, Акай, Абдулла и Юсуп-батыр оказались за решеткой. Им сохраняли жизнь лишь для того, чтобы пытками сломить волю, заставить обратиться к башкирам с призывом сложить оружие.
Однако, как бы ни был разграблен, растерзан, унижен башкирский народ, покорить его и заставить сложить оружие не удалось. Той же весной 1737 г. в Бурзянской волости в деревне Рысабай собрался курултай, на который съехались многие сотники Сибирской и Ногайской дорог, всего человек 300.
«И согласие у них было, что воевать русских, для того, что спрашивают де на них много штрафа, и хотят власти российской отложиться нынешнего лета, и с того совету послали де они старшины от себя башкирцов 12 человек с письмами в Кыргиз-Кайсаки к хану Зенбяку, чтоб он их в подданство к себе принял», — писал полковник И. Арсеньев в Сибирскую губернскую канцелярию.
«Идти войной на русских, от русского подданства отказаться, послать послов к казахам с просьбой принять в подданство» — такие письма рассылал старшина Куваканской волости Бапа-мулла Трупбердин. Русские прозвали его Бепеней, и под таким именем он вошел в исторические документы. Он стал идейным руководителем восстания. Главным военачальником становится Тулькусура Алдагулов — батыр Кудейской волости. «Башкирец Токчюра в нынешних числах ушел на Сибирской и на Ногайской дорогах збирать силу, чтоб русских воевать», — доносил тот же полковник Н. Арсеньев.
Не только русские селенья разоряли башкиры. За участие в прошлых восстаниях башкир изгоняли с их земли и селили на ней мишар, чувашей, черемис, активно поддерживающих царское правительство. Поселения этих народов не разорялись карателями. Политика сталкивания народов на одном жизненном пространстве, стравливания их между собой настойчиво проводилась царским правительством. Татищев и Соймонов запретили кому-либо продавать продовольствие восставшим башкирам. По их указу, всякий, кто доносил властям о продаже продуктов, получал четверть конфискованного товара. Правительство считало, что голод заставит башкир покориться. Татищев в одном из своих указов торжествующе писал, что «ему, тайному советнику, будучи в Уфе, известно, что отцы и матери, не имея пищи, приводя в город Уфу и Табынск детей своих, продавали копеек по 30 и по 50». Доведенные голодом до отчаяния, башкирские отряды совершали набеги на русские селения и мишарские деревни. Очаг войны сместился на северо-восток Башкирии, к долинам Ая, Сима, Юрюзани.
6 июня 1737 г. служилый мишар Карача-мулла Урмаев рассказал В.Н. Татищеву в Екатеринбурге, что в середине мая состоялся съезд старшин Куваканской волости Сибирской дороги (эта волость располагается в верхнем течении рек Ай, Юрюзань, Сим). На съезде присутствовали старшины Бепеня, Аиткул, Ака-мулла, Аккучук и Козя, с подвластными им людьми — всего около 200 человек. Мнения старшин разделились. Ака-мулла, Аккучук и Козя советовали сохранить верность императрице. Бепеня и Аиткул призывали к восстанию. Им удалось увлечь за собой половину собравшихся. Аиткул, взяв 100 человек, пошел вниз по Миасу разорять русские и мишарские деревни. В этом отряде был башкир Куваканской волости Аднаба, Аднай (так в документах).
Об этом же сообщил в июне 1737 г. Абдулла Амангулов. На допросе в Канцелярии главного правления заводов под пыткой он рассказал о действиях восставших башкир Сибирской дороги под предводительством Сараткула. Среди участников нападения на мишарскую деревню Улугуш он назвал «...Куваканской волости Аднаба, чей сын не знает». «А ходил на воровство для того, что питаться нечем, потому де как раззорили Улугушскую деревню, хотели итти на русских», — заявил Абдулла. На следующий день его опять пытали, и он показал: «О Казахской Орде слышел он Абдул от своего главного вора Сораткула и от другова Адная, чтоб пришли на Ногайскую дорогу для помосчи оной в 8 тысячах человеках». Отметим, что Аднай упоминается наряду с командиром отряда.
Крупные боевые операции начались в середине июня 1737 г. Большие отряды башкир под началом Бепени, Тулькусуры, Мандара Карабаева совершали нападения на русские, мишарские, чувашские и марийские поселения в районе Красноуфимска, Кунгура и Бирска, по реке Танып.
Инициатива восстания принадлежала башкирам, жившим по рекам Ай и Юрюзань. Они не ограничивались разорением поселений на севере Башкирии. Отряд башкир под командованием Тулькусуры ходил под Уфу, и «удача была им, ворам, немалая», — показывали очевидцы.
Одновременно с повстанцами Сибирской дороги поднялись и башкиры Ногайской дороги. В середине июня 1737 г. двухтысячный отряд восставших напал на Табынск. Повстанцы разорили деревни тептярей около Уфы. В начале июля Кусяп-батыр повторил набег на Табынск. Были нападения и на другие населенные пункты, в частности, и на Воскресенский медеплавильный завод.
В июле отряды Бепени, Мандара и Аипа двинулись на русские зауральские слободы. Война перекинулась в Зауральскую Башкирию. В конце июля — начале августа 1737 г. Бепеня и Мандар разоряют русские и мишарские деревни под Осой и по реке Танып. Заволновались башкиры Осинской дороги. Пламя освободительной войны охватило большую часть Башкирии. Царское правительство стягивало сюда войска. Однако силой оружия покорить башкирский народ не удавалось. Башкиры бились с отвагой и отчаянием обреченных людей. Царские ставленники предприняли ряд дипломатических мер. Они призывали башкир прекратить войну, принести повинную на Коране, заплатить штраф, обещая за все это помилование.
Однако это была лишь уловка. Вот что писал Кыдряс-батыр капитану Батов об одном из случаев принесения присяги на Коране:
«А после того курану Кильмяк-мулла 75 человек в верность привели и порубили, а которых штрафных коней во 80 человеках водили и тех всех рубили...
А мы верно государыне служили, а смерть примем на конях, а от нас доброго не жди и мы от вас не ждем...»
Поняв, что башкиры уже не верят посулам о помиловании, Татищев обратился к казахам с предложением заманить вождей восстания в Орду и там схватить их. Узнав, что башкиры послали своих послов к ханам, Татищев посоветовал Абдул-Мамет-султану одного из послов вернуть обратно с ответом, что присланным людям он якобы не верит. «А если пришлют лутчих и знатных людей человек 10, а имянно Бепеню-муллу, Мурат-Салтана, Аллазиангула, Дзиан-бая, Юлдаш-муллу и других, и когда прибудут, тогда их всех вдруг можно переловя отдать», — писал Татищев. За каждого из пойманных он обещал: «сукна лутчаго кафтан, 2 косяка лисицы черной, 2 юфти кож, пансырь, пищаль, да естли всех оных отдадут, то султану можно сверх онаго столько ж, как за 2-х подарить, а хану особо за каждого около 60, а хотя б и до 100 руб.».
Интересна переписка государственных органов непосредственно с башкирами. Она дает нам представление о том, как оценивали происходящие события и башкиры, и царская власть. В этом смысле характерен указ Кунгурской провинциальной канцелярии башкирам-повстанцам Сибирской и Ногайской дорог Юлдаш-мулле и Чураш-батыру с ответными пунктами на их вопросы, просьбы и жалобы и со все теми же предложениями скорейшего принесения повинных. В первом пункте кунгурский воевода пишет:
«Якобы не с бою и не силою под власть российскую приведены, но доброхотно пришли, а когда под власть государя поддались, то и должно верно и служить и по законам поступать и во всем послушными рабами быть, в чем вы обещались. Когда же вы верность свою нарушили, то не токмо обещанной, но и полученной милости сами себя лишили; и сие можете о землях разуметь, что когда вы по указам ея и. в. исполнять и верными быть не похотели, тогда ея и. в. законно и праведно пожалованных вам земель вас воров лишить, а верным пожаловать волю имеет».
В середине XVIII в. царская власть ничего иного, кроме рабской покорности башкир, не признавала. И будто не против захвата земли под крепости и города поднялись башкиры, а земли их лишила императрица за непокорность и «воровство». Будто не со своей землей присоединились башкиры к Москве, будто от царя их земля, и царская власть законное право имеет эти земли отобрать.
Еще один пункт этого указа, касающийся принудительного крещения жен и детей бунтовщиков, следует привести:
«...Токмо те воры разве убегая от смерти в плене будучи закон христианской приняли, или малые ваши дети побранные (отобранные. — Р.В.) научены и крещены. Оное не есть нарушение прав или принуждение, но доброхотное (добровольное. — Р.В.) оных для избавления от смерти своевольное изволение, что и вы воры сами то за лутчее признаете, нежели бы за воровство казнить и безвинных женский пол и малых робят побить и поморить».
Какое милосердие! «Добровольно» крестить под страхом смерти женщин и детей. Действительно, лучше уж крестить, чем побить и поморить. Впрочем, и до этого доходили руки карателей. Если этот указ лишь обещал смерть в случае непокорности, то реестр, приложенный к журналу начальника Комиссии башкирских дел Л.Я. Соймонова о количестве казненных башкир и об учиненном правительственными войсками разорении их жилищ, бесстрастно зафиксировал:
«...Побито мужеска и женска полу — 303, казнено — 8, взято живых — 30. Позжено: деревень — 150, в них дворов 2 606, хлеба сжатого загонов — 400, несжатого — 52, телег с хлебом не молоченным — 5, копен — 30, сена — 4664 стога. Побрано скота: лошадей и жеребят — 117, коров — 93, овец — 16. С повинными пришли ис простого народу, которые прошены и присягали, лошадей штрафных платить имеют душ — 22».
Били, рубили и мужчин, и женщин, и детей. Жгли деревни, хлеба, сено, отбирали скот. В этом реестре итог карательных операций лишь одной команды. А сколько их было в Башкирии?
Подавить восстание не удавалось. В марте 1738 г. состоялась встреча В.Н. Татищева и Л.Я. Соймонова. На этом совете они наметили ряд мер по борьбе с повстанцами.
Во избежание образования смычки между башкирами и казахами они сочли необходимым приложить все усилия для того, чтобы вытеснить Абдулхаир-хана за пределы Башкирии.
Решили приблизить к себе предателей, оставлять их на свободе, как это случилось с Абдуллой, сыном мятежника Акая. Объявили также, что если Салтан-Мурат, Бепеня и Аллазиянгул явятся с повинной первыми, то останутся на свободе, если же прийдут после других, то будут арестованы.
Татищев и Соймонов продумали и перспективные меры. Именно тогда началась русификация башкир:
«Школы в Уфе для обучения иноверцов русскому языку весьма нужно учредить и на содержание книг, учителей и школ в год до 300 руб. определить, понеже ис того государству невидимая многая будет польза, потому что обучаючись грамоте познают закон христианский и законы гражданские, чрез что от дерзостей наиболее удержатся; токмо тех учеников не брать силою и не принуждать, и учителем с ними поступать ласково и в толковании им христианского закона поступать весьма осторожно, к чему учителя способного Святейший Правительствующий Синод изобрести может».
Как тонко задумано — «...государству невидимая многая будет польза». Единый язык, единая вера — только так может существовать империя. «Иноверцы» и «инородцы», не желающие покориться, нарекались «ворами», а их предводители — «главными ворами». И не только нарекались. Буквы «В» или «ГВ» выжигали каленым железом на лбу и щеках у пойманных повстанцев.
Большое внимание на совете было уделено нарождавшемуся казачеству. По Яику вперемешку с крепостями стояли казацкие слободки, населенные, в основном, беглыми крепостными крестьянами. Казачество тогда еще не сформировалось в оплот царизма. Оно представляло не меньшую опасность, чем башкиры. Поэтому Татищев и Соймонов решили «в драгуны и казаки некрещеных татар из ясака не принимать, записавшихся в казаки русских перепроверить откуда они, положенных в подушный оклад вернуть в прежние жилища». Пройдет чуть меньше сорока лет, и эти две силы — казаки и башкиры сомкнутся, и борьба за свободу, за землю потрясет до основания Российскую империю. Однако время Салавата и Пугачева еще впереди. Вернемся к национально-освободительной войне башкир 1735—1740 гг.
Осенью 1738 г. война несколько затихла. Силы повстанцев истощились. Татищев, оценивая ситуацию, писал в Кабинет министров, что всегда «твердо представлял, чтоб, внутрь гор вступя и от Яика, силою к покорности принуждать, а пришедших с повинною не казнить». Башкирия успокоилась. Теперь нужно было решить судьбу главных вождей движения. Кусяпа Татищев повесил в Самарском городке еще 9 сентября 1738 г. Такая же участь ждала и Бепеню. Получив донесение о поимке Бепени, Татищев послал Соймонову вопросы для допроса и распорядился колесовать Бепеню.
Кусяп и Бепеня — главные вожди, их судьбу Татищев решил без сомнений. Сложнее было с теми, кто пришел с повинной, следовательно, они не подлежали казни. Однако троих из них Татищев все-таки решил казнить. Это Аллазиянгул — старшина Айлинской волости, «которой верхъяицкой гарнизон взял и, противо многих башкирцов ему пресчения, весь оной побил», Уразай, «которой, получа немалое жалованье, обнадеживая успокоить, сам к кайсакам для призыву себе хана ездил и привозил», Юлдяш-мулла, «которой с Бепенею лживые указы составлял и народ возмусчал».
Казнь Аллазиянгула, Уразая и Юлдаш-муллы Татищев решил согласовать с правительством. Поэтому они на некоторое время остались на свободе.
В августе 1739 г. башкирами была предпринята новая попытка выступления против царской власти, окончившаяся неудачно для одного из главных вождей восстания — батыра Тулкусуры Алдагулова.
Соймонов послал капитана Стрижевского с командой и переводчика Романа Уразлина по волостям Сибирской дороги для сбора штрафных лошадей, не сданных полностью в 1738 г. Когда команда находилась в Тырнаклинской волости, Тулькусура, собрав до 40 человек, решил напасть на нее. Однако его не поддержали другие старшины. Более того, они предали его. Юлдаш-мулла, Мандар, Кулчумак, Чураш, Зиянчура и другие известили Соймонова о намерениях Тулькусуры. Соймонов послал им указ, чтобы как можно скорее поймать бунтовщиков и обещал за это высочайшую милость. Тулькусуру поймали люди Шаганая и доставили в Мензелинск.
Кровавый сентябрь 1739 г. Именно тогда Соймонов решил внушить башкирам потомственный страх. Чтобы «башкирцам оне было памятнее и к воровству себя не допускали», он вначале повесил и Бепеню, и Тулькусуру на дыбу. После повторного допроса он приказал колесовать Бепеню. Ему сначала отрубили руки и ноги, а затем голову. Потом казнили и Тулькусуру.
Бепеня Трупбердин малоизвестен в башкирской истории, его знают лишь специалисты, но он был выдающейся личностью. Чего стоит хотя бы вид казни, которую избрали для него представители царской власти. Почти 200 лет длилась национально-освободительная борьба башкирского народа за свой национальный суверенитет в составе России. Восстания вспыхивали через каждые 20 лет, с возмужанием каждого следующего поколения. Молодежь, презрев советы старших, бралась за оружие. Многие десятки тысяч башкир сложили свои непокорные головы, но вот так, на колесе, с вращением которого палач отрубал топором поочередно ноги и руки, а потом, после мучений, и голову, так казнен был лишь Бепеня Трупбердин.
Несколько слов о его происхождении. Он приходился племянником Ака-мулле Камакаеву, деду Азналыбая Карагужина. Отец Бепени — Трупберда и его дед Камакай, прадед Азналыбая, участвовали в Алдаровском бунте 1708—1711 гг. По заявлению Бепени на допросе, его дед Камакай был тарханом.
Он жил на Юрюзани в Ака-ауле [37]. Русские люди называли его Бепеней. Его башкирское имя — Бапа, среди горно-лесных башкир северо-востока Башкортостана встречаются Бапанины, люди с фамилией, образовавшейся от этого имени. Бепеню называли еще абызом — грамотным, образованным человеком и муллой. У него был сын Баязит, который ездил послом к казахам с целью вовлечения их в борьбу против царского правительства и получения от них хана, чингизида по происхождению.
В документах упоминаются [38] братья Бепени, очевидно, двоюродные — Аккучук и Тимамбет Енекеевы, известные башкиры Куваканской волости. Эти братья по поручению Бепени ездили к казахам и привезли от них Шигая, сына Барака, султана Казахской Средней Орды. Юный Шигай, как претендент на ханский престол в Башкирии, жил в Кубеляцкой волости четыре месяца, но потом заявил, что быть ханом у башкир не желает, и уехал.
Бепеня участвовал в координации действий восставших башкир всех четырех дорог, поддерживал связь с другими вождями. Он и сам выступал как боевой командир, причем в 1736 г. под его началом было около 3000 бойцов. Он совершил рейд по Тобольскому уезду, разгромив крепость Кирсан и многие русские деревни.
В 1737 г. он вместе с Мандаром и Чурашем, имея 1 300 человек, разорил двадцать деревень в Кунгурском уезде и Гайнинской волости. Возвращаясь домой, они вступили в бой с Ямбургским полком и, видимо, разбили его, так как осведомители сообщали В. Татищеву, что у Бепени есть «государево знамя, ружье и палаши», чего и сам Бепеня на допросе не отрицал.
«Верные» башкиры, например, Таймас-тархан и другие, обращались к нему с предложением сдаться и обещали похлопотать за него, чтобы тот избежал ареста и казни, но Бепеня, конечно, понимал, что прощения ему не будет. Он обещал им прекратить войну, если В. Татищев даст ему проездной документ в Санкт-Петербург. Бепеня надеялся попасть к императрице Анне Иоанновне и рассказать ей о произволе местных чиновников, о нарушении ими условий договора о присоединении Башкирии к Московскому государству. Но добился он лишь ненависти В. Татищева и жесточайшей казни.
Курляндский конюх Бирон правил Россией. Это был XVIII в., названный в истории золотым. Век, с началом которого Россия вошла в исторический тупик, где за каждый шаг в своем развитии страна платила тысячами, сотнями тысяч, миллионами жизней, где право на землю, на имущество, на совесть, на веру, на жизнь, наконец, оставалось лишь пустым звуком. Колесо истории России покатилось вспять. В страну пришло рабство. Его стыдливо прикрыли, назвали крепостным правом, а по сути, это было натуральное рабство: унизительное, бесчеловечное, жестокое. Людей покупали и продавали, пороли и забивали насмерть — один человек был хозяином другого. Более ста лет, после описываемых событий, Россия оставалась страной рабов.
Лишь восемьдесят лет спустя, лучшие сыны русского народа, протестуя, вышли в декабре 1825 г. на Сенатскую площадь. Они первыми заявили о губительности пути, по которому шла страна. Имена декабристов известны нам еще со школьных лет. Они вошли в историю России и навечно остались в памяти народа.
А кто знает и помнит имена Бепени и Тулькусуры? А ведь именно они возглавили башкир, вставших с оружием на борьбу против колониальной политики царизма, именно они не позволили превратить Башкирию в колонию с рабским, закрепощенным населением, как это было в Поволжье. Разве они не достойны памяти потомков?
Башкир никогда не был крепостным. Более того, ценою тысяч жизней башкиры не только сохранили свою свободу, но и остановили волну рабства, накатывающуюся на Урал. Они сохранили и свое вотчинное право на землю, и свою веру.
Кусяп, Бепеня, Тулькусура и еще многие другие, кто отдали свои жизни за свободу, землю и веру в те кровавые годы. Почему народ не знает о вас, почему непокоренный народ забыл своих героев?
Кровавый сентябрь 1739 г. Я не нашел даты казни Бепени и Тулькусуры. Однако рапорт начальника Комиссии Башкирских Дел Л.Я. Соймонова в Правительствующий Сенат о казни в Мензелинске Бепени и Тулькусуры мне довелось прочитать. Этот рапорт под грифом «Секретно» датирован 28 сентября 1739 г. Значит, Бепеню и Тулькусуру казнили 26—27 сентября.
Весной 1740 г. война разгорелась с новой силой. Ее центром вновь оказался северо-восток Башкирии. В конце февраля — начале марта башкиры, жившие по Юрюзани, Аю, Симу, съехались на курултай в деревне Васкын Тырнаклинской волости (ныне — д. Лагыр Салаватского района РБ. — Р.В.). Всего собралось около 500 человек. Здесь были старшины практически всех близлежащих волостей: Айлинской волости — Аллазиянгул, Куваканской волости — Азналыбай с командою, Тырнаклинской волости — Ярмухамет Баскунов со своими людьми, Кущинской волости — Кузяш-мулла Рахмангулов, Кудейской волости — Юлдаш-мулла и Шаганай Барсуков, Каратавлинской волости — Исламгул и Ягафар Юлдашевы, Мавлют и многие другие.
Организовал курултай Аллазиянгул Кутлугузин. Ему было уже около 70 лет. Будучи одним из руководителей восстания с самого начала войны, он был приговорен к смерти Татищевым еще в 1739 году. Однако из-за согласования приговора с правительством и отзыва Татищева с Урала, Аллазиянгул остался на свободе. Именно ему, авторитетному и старшему по возрасту, суждено было стать идейным руководителем последнего, наиболее трагического этапа национально-освободительной войны 1735—1740 гг.
Со смертью Бепени умерла и его идея о суверенном башкирском хане из казахов. Если на ранних этапах войны переговоры с казахами о получении от них хана знатного рода тщательно скрывались, то на курултае было открыто заявлено об отказе от российского подданства. Командира одного из отрядов, действовавшего против экспедиции Кирилова с момента закладки Оренбурга, Карасакала Аллазиянгул представил как нового башкирского хана. Башкирам Сибирской дороги Карасакал был практически неизвестен. Перед ними предстал человек, отлично владевший конем и оружием, знавший арабский язык и толковавший Коран лучше многих мулл, совершивший хадж в Мекку и Медину. Карасакал обладал даром говорить умно, увлекательно и всегда доказательно.
Его подлинное имя Бай-Булат. Он был чингизидом по крови, потомком Сибирского хана Кучума, правнуком Девлет-Гирея. А выдавал себя Карасакал за правителя Юнгории. Он объявил, что хотя он потомственный властелин Юнгории, лишенный власти, искать своих законных прав на Юнгорию в будущем никогда не станет; теперь, видя нужды башкирского народа, он забывает собственные свои дела и идет сражаться за свободу мусульман под игом неверных. «Вы мне обещаете ханство, и я пришел заслужить его, но не прежде приму, как заслужу! У меня много своих людей не только в Юнгории, но и в Киргизских степях, и я могу собрать 20 тысяч воинов...», — с такими словами обратился Карасакал к башкирам.
Однако не все поверили Карасакалу. По сути, курултай разделился на два лагеря; в первом были сторонники Аллазиянгула и Карасакала, во втором — верные царскому правительству старшины Кузяш, Юлдаш, Шаганай.
Документы свидетельствуют: «И показанные воры Мандар и Аллазиянгул с товарыщи от верных башкирцов просили, чтоб им отдать старшин Кузяш-муллу, Юлдаша, Шиганая, а они просили от них воров вышеобъявленного хана Карасакала, токмо воры объявили что ево они не отдадут».
Шел шестой год войны. Башкирия истекала кровью. Лучшие ее сыновья были казнены, лучших лошадей увели в драгунские полки императрицы как штраф с помилованных. Над некоторыми повстанцами, как, например, над Аллазиянгулом и Юлдаш-муллой, висел неисполненный еще смертный приговор.
Видимо, поэтому часть старшин не поддержала Карасакала и встала на сторону царского правительства. Такие старшины, как Кузяш и Шаганай, сделали это по убеждению, и всю оставшуюся жизнь удерживали власть над своими людьми, опираясь на царскую администрацию.
Юлдаш-мулла во время восстания Карасакала показывал себя «верным» старшиной. Однако верность его правителям России была сомнительна как для представителей царской администрации, так и для башкир. Два его сына Исламгул и Ягафар Юлдашевы, старшины Каратавлинской волости, оставались в рядах повстанцев. Указ о казни Юлдаш-муллы не отменялся. Забегая вперед, отмечу, что в том же 1740 г. он был схвачен начальником Комиссии Башкирских дел Л.Я. Соймоновым и отправлен в Оренбург к В.А. Урусову. Но Юлдаш-мулла попал в Оренбург уже после смерти В.А. Урусова. Вновь его судьба осталась нерешенной. Его посадили под строгий караул и держали до 1742 г., пока новый начальник Оренбургского края И.И. Неплюев не заинтересовался делом Юлдаш-муллы и не запросил у Сената подтверждения решения о его казни. Сенат своим решением от 3 августа 1742 г. подтвердил Указ императрицы Анны о казни Юлдаш-муллы. Неплюев казнил его в сентябре 1742 г. Юлдаш-мулле отрубили голову.
Видимо, после казни Юлдаш-муллы в Шайтан-Кудейской волости к власти пришел Шаганай Барсуков. Долгие годы, оставаясь старшиной в этой волости и угодничая перед администрацией края, он грабил свой народ, собирая штрафы и продавая за бесценок землю. Соплеменники, возмущенные этим, добились его отставки, и власть в волости перешла к Юлаю Азналину. После подавления пугачевщины и ссылки Юлая, власть вновь перешла к роду Шаганая. Старшиной Шайтан-Кудейской волости стал его сын Кунаккильды.
Мы забежали слишком далеко вперед. Вернемся в деревню Васкын, где весной 1740 г. курултай разделился на два вооруженных отряда, где Шаганай оказался по одну сторону, а по другую стоял Азналыбай Карагужин. Уже тогда сплелись в клубке кровной вражды эти два рода.
Козяш и Шаганай имели под своим началом всего около 200 человек, Карасакал же — свыше 500. Верные старшины бежали из деревни Васкын (Лагыр) в сторону Сартской волости. Шаганай запросил помощи у переводчика Р. Уразлина, собиравшего с башкир штрафных лошадей. Помощь пришла, и где-то у границ Сартской волости «Карасакал подлинно с Козяшем дрался, токмо его не осилил», — писал Юлдаш-мулла Р. Уразлину.
Шежере рода Салавата Юлаева, составленное Р. Вахитовым
После этого сражения, по донесению Р. Уразлина, «Карасакал поехал в Куваканскую волость с Аиткулом; они, собравшись, стоят у Азналы-бая 100 человек с небольшим, еще достальных збирают, и о том на все стороны ведомость послали». Отметим, что в этом донесении старшина Куваканской волости назван Азналы-баем (для сравнения: Юлай Азналин, Азналихов) [39].
Появление башкирского хана, отречение от российского подданства не на шутку встревожили царское правительство и администрацию края. Влиятельным старшинам, в частности, Мандару, был послан указ: «чтоб оные ныне опаметуясь и не допуская до всеконечной себе гибели и разорения к означенному вору и беглецу Карасакалу не приставали и ево б как можно поймали и объявили, за что паки всемилостивейшее ея и. в. прощение получить могут, точию на иное ответу от них не получено».
На северо-восток Башкирии стягивались войска. Из Чебаркульской крепости вышел отрад полковника Павлуцкого. В нем было 600 драгун, 2 пушки и несколько мартир с припасами. На помощь к верным старшинам, под началом Козяша Рахманкулова спешили не менее 600 мещеряков и ясашных татар под командованием старшины Зайсяна. Из Исетской провинции вышли 40 гренадеров и 200 казаков, чтоб «тех бы воров ловили и до розширения их воровства не допускали».
Однако, как доносил переводчик Р. Уразлин, быстро росла и численность повстанцев. Отряд Карасакала занял выгодное место на Юрюзани, не давая соединиться Р. Уразлину с Козяшем, оттеснив последнего в степи. Команда Р. Уразлина таяла с каждым днем, «будущие при нем башкирцы кроме команды Шаганая Бурсакова все розбрелись по домам из них же предались многие к ворам и надежды иметь было не на кого». Сам Р. Уразлин вынужден был бежать.
Судя по донесениям и рапортам, отряд Карасакала насчитывал 600—800 человек. Со всех близлежащих крепостей против Карасакала двигались регулярные и нерегулярные войска численностью более 5000 человек. Из Уфы вышел отряд секунд-майора Языкова, состоящий из 892 драгун с двумя пушками.
С приходом регулярных войск соотношение сил резко изменилось. В конце марта 1740 г. подполковник Павлуцкий нанес поражение Карасакалу. Каратели взяли в плен мужчин, женщин и детей, 10 деревень сожгли. Они преследовали Карасакала, Мандара и Азналыбая, уходящих по Юрюзани в горные ущелья. В начале апреля их настиг капитан Полозов. Попали в плен вожди восстания Аллази-янгул и Зиянчура, а также двадцатилетний сын Азналыбая — Мурат [61].
Аллазиянгула допросили в канцелярии Течинской слободы. Одним из главных предводителей восстания он назвал старшину Куваканской волости Азналыбая Карагужина [40]. По приказанию князя Урусова Аллазиянгула летом 1740 г. повезли к нему в Оренбург для исполнения ранее вынесенного смертного приговора. Однако казнить Аллазиянгула князю Урусову не удалось: семидесятилетний Аллазиянгул умер в пути, и в Оренбург привезли его труп. Желание карателей казнить Аллазиянгула было столь велико, что они повесили его безжизненное тело.
В связи с сообщением о пленении 20-летнего Мурата Азналина (Азнабаева), сына Азналыбая Карагужина, мы получаем первые сведения о его семье. И они напрямую приводят нас на родину Салавата Юлаева. Там, недалеко от деревни Азналы, всего в 3—4 километрах, была деревня Мурат (Мрат), обозначенная на карте Красильникова и Рычкова 1755 г. Известен и выселок из этой деревни — Муратовка, близ Шаганая. Это наводит на мысль, что, скорее всего, Мурат не погиб в 20-летнем возрасте. Да и в активных участниках восстания он не числился, возможно, был помилован.
Интересно и указание его возраста. Если в 1740 г. Мурату было 20 лет, то родился он в 1720 г., что вполне согласуется с ориентировочной датой рождения Азналы, отца Юлая, установленной по эпосу «Юлай и Салават». Получается, что старший сын Азналы Мурат родился в 1720 г., а младший сын Юлай — в 1729—1730 гг.
И это уже не только простое совпадение редкого имени Азналыбая Карагужина с именем Азналы — деда Салавата Юлаева, отца Юлая. Здесь сообщения о старшем сыне Азналыбая Карагужина напрямую переплетаются со сведениями о семье Азналы — отца Юлая. Отсюда я беру на себя смелость утверждать, что Азналыбай Карагужин был отцом Юлая и дедом Салавата Юлаева. Но будет правильным проследить, все-таки, его судьбу до конца, в надежде на получение еще каких-либо сведений.
В конце мая 1740 г. он во главе четырехсот человек разорил деревни верных правительству Исмаил-тархана и Юлдаш-муллы. По сути дела, летом 1740 г. Азналыбай остался главным вождем восставших башкир по Аю, Симу и Юрюзани. Карасакал в середине мая уже покинул эти места. Ему удалось уйти от карателей, благодаря разногласиям, возникшим между подполковником Павлуцким, с одной стороны, и верными старшинами, с другой. После того, как Козяш и Зайсян поймали Аллазиянгула, Зиянчуру и других, Павлуцкий взял пленных и двое суток продержал верных старшин при себе. Они же неоднократно обращались к Павлуцкому с просьбой усилить их оружейной командой и русскими войсками для поимки Карасакала. Павлуцкий отпустил от себя верных старшин лишь на третий день. Они догнали Карасакала, но осилить его не смогли.
Карасакал перешел с отрядом Уральский хребет и некоторое время пребывал в Тамьянской волости. В мае 1740 г. Карасакал, взяв с собой четырех человек, «уехал неведомо куды и оставшимся в той волости ворам башкирцам сказал, что он поехал искать своего войска, и ежели де пройдет семь дней, а с войском его не будет, то б ево обратно не ждали, и где он ныне, такого и слуху нет».
В конце мая Павлуцкий настиг Карасакала при переправе через р. Яик. Полторы тысячи семей башкир переправлялись через реку в ночь с 27 на 28 число. Каратели перебили всех — и по ту, и по другую сторону реки. Здесь погибли многие вожди восстания: Мандар Карабаев, бунтовавший с 1735 г. и остававшийся на воле, принеся повинную; Исламгул Юлдашев — старшина Каратавлинской волости; братья Ярмухамет и Кодря Хаджиевы Тырнаклинской волости; старый бунтовщик Айткул — сподвижник Азналыбая из Куваканской волости.
Восстание было подавлено. Начальник Комиссии Башкирских дел Л. Соймонов рапортовал о результатах деятельности карательных отрядов, действовавших в Башкирии за время с 23 апреля 1737 г. по 10 июня 1740 г.:
«— казнено разными казньями — 404;
— на боях побито мужеска и женска полу — 3665;
— послано в ссылку в Отзею 541, во флот — 30, в Рогорвик — 231;
— роздано разным чинам женска полу и малолетних робят — 1445;
— роздано в замужество иноверцам Казанского и прочих уездов и при них малолетних робят — 607, с них за свадьбы лошадей взято 556.
Всего казненных и побитых, и в ссылку посланных, и розданных из Башкирии выбыло 7897 человек».
Далее в рапорте Л. Соймонова перечисляется, сколько с пришедших с повинною взято штрафных лошадей, сколько штрафа взято деньгами, скотом, сколько башкирского скота съели каратели.
«Позжено: деревень — 343, дворов — 3220, кошей — 88, хлеба: сжатого — 400 загонов, несжатого — 42, телег с хлебом — 59».
Вот так! Заплатив лошадью, можно было взять в жены понравившуюся башкирку вместе с детьми бунтовщика!
Азналыбай не складывал оружия. Его отряд, численностью до 500 человек, напал на крепость Сартскую на реке Ай, громил деревни верных правительству старшин. Отряд киргиз-кайсаков приходил внабег. «Приехав, одну воровскую деревню разбили и, как обратно поехали, тогда напали на них воры башкирцы человек со 100 или более и с ними знатные воры Айлинской волости Сарткул, Куваканской волости Азна-бай и нападением де своим их киргиз-кайсаков разбили и в плен взяли 9 человек, да побили 20 человек, а прочие де ушли на побег», — доносил секунд-майор Языков. Его команда под началом подполковника князя Путятина стояла лагерем на реке Ай. Отряды Путятина действовали против башкир Сибирской дороги, не сложивших еще оружия.
В конце июня 1740 г. один из пленных — Муртаза Ибраев — показал на допросе, что Азналыбай намерен бежать на реку Яик. Путятин отрядил против него команду секунд-майора Языкова, «регулярных и нерегулярных в 500 человеках». От 4 июля Языков донес, что совместно с подполковником Павлуцким «они 28 июня нагнали и разбили Азналыбая и других близ реки Ай в горах весьма в крепком и трудном месте». Из-за непроходимых лесов и болот и уставших лошадей каратели не смогли преследовать уцелевших башкир.
Азналыбаю вновь удалось уйти. Летом 1740 г. он со своей командой скрывался в горах Юрактау. Его соратник с 1737 г. Сарткул со своими товарищами пошел с повинной в лагерь Путятина на реке Ай. К Азналыбаю примкнули бежавшие из плена Назаргул Айткулов и Токтаж Арыков. Они рассказали, что пленных башкир казнят, на каторгу ссылают, носы режут. Азналыбаю рассчитывать на милость карателей не приходилось. В том же 1740 г. он ушел вместе с Назаргулом и Токтажем в Киргиз-Кайсацкую Орду. Пойманный в степи разъездом карателей калмык Мамзи на допросе в конце июня 1740 г. показал, что «был он в Карасакаловом собрании, и за Тоболом рекою у дубравы Чюалагал набежали на то Карасакалово собрание киргиз-кайсаков человек з 200 и всех их розбили и многих побили до смерти, а жен и детей также срослых нескольких мужиков взяли в плен, лошадей и скот, и пожитки побрали, и оное все отправили в жилища свои; а Карасакала и Мандарова сына Мавлюта и ево калмыка взяли живых с собою и вели пеших на арканах; Карасакал же от них киргиз-кайсаков ранен самою тяжелою раною в спину копьем и затем ево послали в свои жилища, а Мавлюта назавтра увезли в другую сторону и живы ль оные ли побиты не знает».
Так Карасакал из башкирского хана превратился в казахского пленника. Видимо, это был очень умный и волевой человек. Он не смирился с участью раба. Более того, через год-два после описываемых событий Карасакал стал весьма влиятельной личностью в Киргиз-Кайсацкой Орде. Он собрал под свои знамена до 2000 бойцов и совершал дерзкие походы на каракалпаков, калмыков и другие народы. Усиление авторитета Карасакала беспокоило как казахских ханов, так и правителей России.
Генерал-лейтенант Л. Соймонов посылал к Карасакалу русского пленника Ивана Лапина, вышедшего из каракалпаков, пытаясь склонить его к добровольной сдаче царским властям. Карасакал ответил ему письмом. Он признал свою вину, но сдаваться, конечно, не стал, отговорившись опасностью дороги в Россию и желанием привезти с собой башкир, живущих в Орде, для искупления своей вины. К 1742 г. влияние Карасакала в Орде так усилилось, что ханы Абдулмамет, Барак, Абдулхаир считали за честь посылать ему подарки.
Начальник Оренбургской Комиссии И. Неплюев всячески пытался заманить Карасакала в Оренбург, схватить и отправить в Самару.
Однако это не удавалось, тогда И. Неплюев решил воспользоваться традиционным приемом правителей России — поссорить Карасакала с Большой Кайсацкой Ордой и «тем ему тамо руки завязать». Уж очень Неплюев опасался Карасакала.
Междоусобица, вспыхнувшая в конце 40-х гг. среди казахских ханов, привела к гибели некоторых из них. Был убит Абдулхаир-хан. Погиб и Карасакал. Разошлись в то время слухи о том, что лишил его жизни Барак-султан, опасаясь за свою жизнь после убийства Абдулхаир-хана.
Что же случилось с другими повстанцами, попавшими в Орду? Долгие два года провели они на чужбине, большей частью — рабами. Ягафар Юлдашев, башкир Каратавлинской волости, рассказывал: «И пришли во оную Среднею Орду ко владельцу хану Барак-султану и по приезде во оной Орде жили с месяц; и потом нас распродали по разным местам, а куда не знаю, токмо мена с товарыщи мужеска и женска полу продали в Ташкенскую землю в 373-х человеках». Бежать домой в Башкирию они не могли. Дома их ждала казнь за побег в Орду. Лишь летом 1742 г. уфимский вице-губернатор Петр Дмитриевич Аксаков объявил прощение вины для башкир, вернувшихся из Орды.
П.Д. Аксаков занимал пост вице-губернатора Уфимской провинции с 1740—1743 гг., как раз после окончания национально-освободительной войны 1735—1740 гг. Ему было поручено выяснить ее причины и устранить последствия. В своей деятельности П.Д. Аксаков стремился пресечь злоупотребления как представителей царской администрации, так и башкирских старшин, против которых им был собран огромный обличительный материал. Так упомянутый выше Шаганай Барсуков, хоть и был в Москве в составе делегации «верных» башкир, но, как и многие из них, оказался отстраненным от власти волею П.Д. Аксакова. По его инициативе родовая знать, которая раньше становилась старшинами по происхождению, стала заменяться выборными старшинами, утвержденными администрацией края.
В конце 1741 г. в результате очередного дворцового переворота императрицей России стала Елизавета.
До царствования Елизаветы жестокость кар все усиливалась. Дочь Петра I начала с того, что отменила смертную казнь, если не в правовом порядке, то фактически. На практике смертные приговоры сперва перестали приводить в исполнение, а затем судьи и вовсе не выносили такие приговоры. Елизавета всегда пользовалась правом высочайшего помилования. Указом от 23 августа 1742 г. отменялись пытки и смертная казнь для крестьян-бунтовщиков.
Вот эти новые веяния в лице вице-губернатора П.Д. Аксакова докатились и до Башкирии. Узнали о них и те, кто жил на чужбине. Вкусив свою горькую долю, вернулся домой и Азналыбай. Он, как один из предводителей восстания, явился в Уфу, и его допрашивал сам П.Д. Аксаков. Сохранился протокол этого допроса [41] и «объявление» [42] Азнабая о Карасакале, его роли в восстании и об отношениях башкир с казахами.
Допрос состоялся 21 октября 1742 г. О чем же рассказал Азналыбай? Конечно, опасаясь за свою судьбу, вначале он свое участие в восстании объяснил принуждением со стороны Карасакала и его людей. Однако позже, 16 ноября, в «объявлении» он рассказал истинные причины, приведшие его в ряды повстанцев. Вскоре, после появления Карасакала в его деревне, пришел указ генерала Соймонова «о поимке и о присылке разных волостей лутчих башкирцов». В числе двадцати восьми, названных в указе, был и Азналыбай. Все они после клятвы на Коране и платежа штрафных лошадей более не бунтовали. Получив указ, они поняли, что от генерала Соймонова их ждет либо казнь, либо ссылка. Обратно от него домой не возвращались. Это и толкнуло Азналыбая в ряды повстанцев.
Правда, пытаясь обелить себя в глазах царских властей, Азналыбай, скорее всего, придумал следующее: «...я с башкирцами Сибирской дороги Куваканской волости Зеганом Татымасовым, Яусбаем Зиянгуловым, Трухменской волости Зиянгилдой Иткиным да с сыном Байчюрой, которые все умерли, ездили для поимки ево Карасакала...». Отметим, что в свидетели он взял мертвых людей.
Однако не это для нас главное. Как понять слова «...да с сыном Байчюрой...»? Чьим сыном был Байчюра? Если бы он был сыном Зиянгильды, Азналыбай бы сказал «...да с сыном ево Байчюрой...». Возможно, в восстании, кроме Мурата, Азнабай потерял еще одного сына — Байсуру. Кроме того, Азнабай упоминает и других своих родственников.
Из Орды он бежал в начале октября 1742 г. вместе со своим двоюродным братом Солтан-Алием Кунаккозиным и его женой Исеней Минлиной. В протоколе указана и фамилия Азналыбая — Карагозин. Отсюда следует, что Кунак-гужа и Кара-гужа были братьями.
Азнабай рассказал, что в Орде он попал во владения Аблай-султана. «А в Киргиз-Кайсацкой Орде, в Ташкенцах, в Калтан-Чиреях башкирцов довольное число, а особливо в Киргизской Орде, по-видимому их жильем третия часть», — ответил он Аксакову на вопрос о том, много ли башкир в Орде.
Встречался ли Азналыбай с Карасакалом в Орде? На допросе он отрицал всякие отношения с Карасакалом. Едва ли сказал он правду на допросе. Это было не в его интересах. В своих показаниях он довольно подробно описал пребывание Карасакала в Орде, его связи с ханами, его походы в Каракалпацкую Орду, женитьбу «на двух девках киргизских», свадебные подарки от других ханов. Скорее всего, они встречались, но это были встречи весьма отличных по положению людей: хана и простолюдина.
Какова же была судьба Азналыбая по возвращении? Старшинский пост был утерян. Однако он остался уважаемым человеком и главой своего рода. В 1756 г. он участвовал от Куваканской волости в продаже земли заводчикам Твердышеву и Мясникову для строительства Катав-Ивановского завода. Башкиры продали землю, подчинившись Указу Берг-коллегии от 1755 г. А согнали их с этой земли, видимо, в 1754 г. Захват земли, как правило, происходил на год-два раньше оформления купчей [43].
В этих купчих перечислялись имена и фамилии башкир-вотчинников. Среди тех, кто участвовал в продаже земли для Катав-Ивановского, Юрюзаньского, Усть-Катавского и Симского заводов, упоминается лишь один Азнабай — Азнабай Карагужин. Это и есть подтверждение дружбы Азналыбая, деда Салавата Юлаева, с заводчиками, отмеченной в эпосе «Юлай и Салават».
По упомянутой выше купчей можно установить и отца Азналыбая Карагужина, прадеда Салавата Юлаева. Это Карагужа Акаков, сын известного в Куваканской волости Ака-муллы Камакаева. Совсем неудивительно, учитывая грамотность Азналы, отмеченную в эпосе, что Карагужа был абызом, образованным человеком (в документах — Кара-гази-абыз). Деревню Карагужи-абыза упомянул Азналыбай на допросе у П.Д. Аксакова, в связи с проживанием там активного сторонника Карасакала Ярмухамета Баскунова, в доме которого жил Карасакал до объявления его башкирским ханом [44]. Можно сделать вывод о том, что речь идет о деревне Ярмухамет, некогда располагавшейся на правом берегу реки Ай. Карагужа-аул — это раннее название этой деревни. Сегодня неподалеку от места нахождения этого аула существует деревня Новомухаметово.
Отец Карагужи Акакова — Ака-мулла Камакаев в годы национально-освободительной войны 1735—1740 гг. был уже в преклонном возрасте, поскольку в этой войне он участвовал вместе со своим внуком Азналыбаем и правнуком Муратом 1720 г. рождения. Ака-мулле в то время было уже более 70 лет.
У него были братья: Кусяк — его деревня располагалась на правом берегу Юрюзани в устье ручья Лайры, Енекей и Трупберда, отец Бепени [45]. Их отца звали Камакай Бекулов [46]. Известен сын Кусяка Ишмак (Исак) Кусяков, один из командиров повстанческих отрядов, арестованный в июле 1740 г. [47].
Стоит кратко рассказать о деятельности Ака-муллы Камакаева, так как он был одним из идеологов национально-освободительной войны 1735—1740 гг.
В начале этой войны, имея большой жизненный опыт, он занимал нейтральную позицию. Так, в июле 1736 г., после нападений башкир на продовольственные обозы и гарнизон Верхне-Яицкой крепости, на съезде в деревне Кинзекеево Ака-мулла принародно говорил в адрес предводителя восстания Юсупа Арыкова: «Ты, Юсуп, возмутил народ против императрицы и за твои дела многие добрые люди пропали и жилища их выжжены и люди вырублены, а ты плутовством своим еще укрываешься, и чтоб ты, Юсуп, объявил теперь при всем народе, в противности ли ты против воли государыни нашей хочешь быть или повинную желаешь принесть» [48].
Но долго оставаться в таком положении Ака-мулле не удалось. Молодое поколение все-таки втянуло его в эту войну. Племянник Бепеня, внук Азналыбай стали не только активными участниками этой войны, но и практически возглавили ее. В деревню Ака-муллы стали привозить трофейные пушки, ружья, палаши и даже знамя разбитого полка.
Ака-мулла стал главным советчиком своего племянника Бепени в написании различных писем и обращений. Так, в том же июле месяце они написали письмо в адрес В. Татищева от имени восставших башкир, в котором обвинили власти в нарушении условий присоединения башкир к Московскому государству. Они заявили о своей готовности отстаивать свои права, не жалея жизни [49].
Ака-мулла и Бепеня написали письмо полковнику А. Тевкелеву, в котором отмечали, что императрица «соизволила повелеть построить город Оренбурх по прозьбе Абулхаир-хана, а ныне де построились на вершине реки Яик город, а на Чебаркуле другой, на Миясе третий, на Казылташе четвертой, под которой берут наши вотчинные земли, за кои мы платим ясак и служим, [просим], чтоб повелено было реченых городов не строить или дать нам пашпорт ехать до е. и. в. для оной прозьбы» [50].
Конечно, такое письмо вызвало у Тевкелева взрыв ярости, он разорвал его и бросил, немедленно собрал свою команду и отправился на Сибирскую дорогу. По пути он заехал в Балыхчинскую волость, в деревню Ст. Янтюсь, где, собрав всех жителей, казнил и вешал, а потом собрал более 100 человек мужчин, женщин, стариков, детей в один большой амбар и сжег живьем [50].
В декабре 1737 г. Ака-мулла вместе с другими старшинами обращался с письмами к властям о принесении повинной, но так, видимо, и не рискнул явиться лично и просить помилования. Ну а после того, как его племянник Бепеня стал главным вождем и идеологом башкирского восстания 1738 г., о помиловании не могло быть и речи — его бы без сомнения казнили. В это время Ака-мулла оставался в тени Бепени, сам особой активности не проявлял, возраст был уже не тот, да и необходимости не было.
После ареста и казни Бепени, на него обрушились заботы всего его большого рода. Каратели преследовали всех родственников Бепени. Ака-мулла собрал своих людей, всего около трехсот семей, и увел их в труднодоступные горные ущелья и топи близ горы Ямантау. Но в июне 1740 г. и сюда пришли каратели. Капитан Кублицкий 22 июня обнаружил их стойбище, перебил людей и захватил скот. Самого Ака-муллы в стойбище не оказалось, он отъехал к соседям. Когда он вернулся, то из трехсот семей едва набрал двадцать родственников, разбежавшихся от карателей по лесам и болотам.
С ними он и пришел, наконец, в Верхне-Яицкую крепость с повинной. Но его оттуда отослали к генерал-лейтенанту князю Урусову. Далее его следы в официальных документах теряются. Сообщений о его казни не последовало, но и на свободе его остановить не могли — он был главой наиболее воинственного рода бунтовщиков.
Предание рассказывает, что Азналыбай выкупил Ака-муллу, совершив подмену. Один старик якобы по своей воле занял его место в тюрьме. После этого, по преданию, Азналы отвез Ака-муллу в Кущинскую волость, в деревню Лемезтамак. Действительно, в тех краях (ныне — Мечетлинский район) сохранились предания об Ака-ишане, святом человеке, глубоковерующем, умеющем лечить людей травами и молитвами. Упоминается в тех преданиях и родство Ака-ишана с Салаватом Юлаевым. Мне эти предания рассказала Явгара Казыева, заслуженный учитель школы РСФСР из Мечетлинского района. В их роду память об Ака-ишане сохранилась до настоящего времени.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |