Место Григория Орлова в алькове Екатерины Алексеевны давно уже занял мужественно красивый Потемкин, тоже Григорий, но Александрович. Императрица серьезно опасалась мести братьев бывшего любовника, особенно страшного в своем коварстве Алехана. В этой ситуации донские казаки, к которым имел особое доверие новый фаворит, приобрели статус почетной стражи ее величества, что вскоре будет оформлено официально.
В Петербург между тем стали поступать сообщения одно тревожнее другого. В понедельник пришло известие о разорении Казани и повергло всех в уныние. Явилось опасение за судьбу Первопрестольной. Из Нижнего долетел крик о помощи губернатора Ступишина. Екатерина II тут же созвала членов Тайного совета и объявила, что для спасения империи намерена сама отправиться в Москву, чтобы на месте возглавить борьбу с мятежниками и вселить уверенность в ее обывателей. Она потребовала, чтобы собравшиеся высказали свое мнение относительно ее решения. Все молчали. Молчание стало тягостным.
— Что скажете вы, Никита Иванович, — обратилась императрица к Панину, — хорошо ли, дурно ли я поступаю?
— Не только нехорошо, — ответил граф, — но и бедственно в рассуждении целости империи. Такая поездка, увеличив вне и внутри отечества настоящую опасность более, нежели есть она на самом деле, может ободрить и умножить мятежников и уронить престиж наш при других Дворах.
Мысль Никиты Ивановича понять нетрудно: выходит, дела в России настолько плохи, что ее величество берет на себя роль, вовсе не свойственную женщине. Разве нет у нее генералов, способных одолеть «столь грубого разбойника», на которых она могла бы положиться?
Григорий Александрович Потемкин энергично поддержал решение императрицы отправиться в Первопрестольную столицу:
— Надо ехать!
Князь Орлов «с презрительной индифферентностью все слушал, ничего не говорил и извинялся, что он не очень здоров, худо спал и потому никаких идей не имеет. Скликанные дураки Голицын и Разумовский твердым молчанием отделались. Скаредный Чернышев трепетал между фаворитами... и спешил записывать только имена тех полков, которым к Москве маршировать повелено». Так в письме к брату передал атмосферу того совещания Никита Панин1.
Прямо-таки жаль императрицу: создается впечатление, что в ближайшем окружении ее величества — ни одного способного человека и за советом-то не к кому обратиться, кроме графа Никиты Ивановича. Но Панина Екатерина не любит, ибо он спит и во сне видит на престоле своего воспитанника цесаревича Павла Петровича.
«Как ни глупы и молчаливы» были все члены Тайного совета, иронизирует академик Дубровин, а все-таки постановили отклонить поездку императрицы в Москву, отправить против самозванца дополнительно к действующим войска и назначить главнокомандующим «знаменитую особу с такою же полною мочью, какую имел покойный генерал Бибиков», но кого именно, пока не определили2. Панину же хотелось поставить на роль спасителя отечества своего брата Петра Ивановича.
Среди «тех полков, которым к Москве маршировать повелено», был полк донского старшины Ивана Федоровича Платова. Он выступил в поход сразу же по окончании заседания Тайного совета, во второй половине дня 21 июля 1774 года.
Через сутки в столицу пришло донесение фельдмаршала Румянцева о заключении мира с Турцией. То был самый счастливый день в жизни Екатерины II. Она добилась того, что оказалось не по силам даже Петру Великому: Россия получила выход в Черное море. «Теперь осталось усмирить бездельных бунтовщиков». И императрица накинулась на них «всеми силами, не теряя ни единой минуты»3.
Уступая настойчивости своего канцлера, Екатерина II назначила Петра Ивановича Панина главнокомандующим правительственными войсками, подчинила ему гражданское управление в Казанской, Нижегородской и Оренбургской губерниях, но отказала в праве «живота и смерти» — казнить и миловать бунтовщиков по собственному разумению. Зная об отношении графа к черни, императрица убеждала его:
— Граф, задача не только в том состоит, чтобы поражать, преследовать и истреблять злодеев, поднявших оружие против нашей верховной власти, но главным образом в том, чтобы, сокращая пролитие крови заблуждающихся, возвращать их на путь исправления, восстанавливать повиновение, покой и безопасность внутреннего общежития4.
В распоряжение нового главнокомандующего поступили громадные силы с театра минувшей турецкой войны. «Кажется, противу воров наряжено столько войска, — писала Екатерина Панину, — что едва ли не страшна таковая армия и соседям была бы». Тем более что в нее был призван Александр Васильевич Суворов5.
Примечания
1. Сборник Императорского исторического общества. Т. 6. С. 74.
2. Там же. С. 82; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. 3. С. 144.
3. Там же. С. 144.
4. Там же.
5. Сборник Императорского исторического общества. Т. 6. С. 86.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |