Казнь

Ночью в центре города сколотили эшафот. Утром вокруг него поставили каре из казаков Атаманского полка и конной донской артиллерии. По углам каре установили четыре пушки. Когда на площадь согнали народ, канониры зажгли фитили, чтобы в любой момент успеть поднести огонь к запальным отверстиям орудий. По приказу начальника полиции, как-то кстати «чиненной в половине августа», толпа расступилась. По образовавшемуся людскому коридору в сопровождении усиленного конвоя прошел, громыхая цепями, узник. Поднявшись на помост, он остановился, склонив голову перед стоявшими внизу станичниками.

Аудитор громко, чтобы слышали все, прочел именной указ Павла I: «Исключенного из службы полковника Грузинова за измену против нас и государства повелеваем, лиша чинов и дворянства, наказать нещадно кнутом»¹. После оглашения приговора с него сняли кандалы, над головой переломили шпагу и, сорвав одежду, привязали к перевернутым саням. Приступили к экзекуции.

Посвист кнута — удар. Размах — удар. Еще». Еще.» Еще... Прошел почти час. Уставший палач опустил руку. По иссеченной спине Грузинова к бокам и пояснице сбегали струйки крови...

Не выдержал и второй палач, он «зашатался и выронил кнут». Тело полковника превратилось в сплошное месиво. «Ропот и сожаление народа, — по словам очевидца, — выражались только причитаниями баб и плачевными возгласами мужчин...»²

Истязание продолжил третий мастер заплечных дел. Священник Василий Рубашкин, стоявший тогда среди зрителей, насчитал «с лишком четыреста ударов»³.

После экзекуции Евграфа Грузинова отнесли под своды колокольни Петропавловской церкви. Через два часа он умер. Его истерзанное тело бросили в яму «за палисадом против пороховой казны»⁴ и зарыли.

В тот же день генерал-адъютант Сергей Кожин всеподданнейше сообщил царю, что «казнь над извергом Грузиновым» происходила «при собрании многочисленной толпы разного звания людей», и выразил уверенность, что в памяти собравшихся «сие зрелище останется надолго»⁵.

Прервалась жизнь удивительного человека. Прощай, Евграф Осипович. Я жил тобой и твоими рано созревшими мыслями почти два десятилетия, то следуя за ними, то отвлекаясь надолго от них к делам житейским, повседневным.

Это конец? Нет. Печальное повествование продолжается.

* * *

Указ Павла I Сенату от 13 октября 1800 года:

«Генерал от кавалерии Репин исключается из службы с отобранием патентов за приведение в исполнение сентенции смертной казни на Дону вместо заменяющего оную наказания, положенного моею конфирмациею. Повелеваем Сенату судить его, Репина, уголовным судом»⁶.

Этот указ был воспринят историками как возмездие за наказание Грузинова. Алексей Карасев, Иван Попов, Михаил Шаховской утверждали, что он был засечен кнутом вопреки указанию Павла I⁷. Поэтому над головой генерала и грянул гром. Эту точку зрения легко понять, она отвечала концепции названных исследователей, давших жизнь легенде о полковнике, как «верном слуге государя», преданном ему «телохранителе». По мнению же советского биографа, каким был Отар Гвинчидзе, Репина предали суду «не за учинение расправы над Евграфом, а за то, что он не засек одновременно с ним брата его, Петра»⁸. Бред, конечно. Это неверно.

Примечания

1. Там же.

2. Карасев А.А. Казнь братьев Грузиновых // Русская старина. 1873. № 4. С. 573—575.

3. Дневник священника города Черкасска Василия Рубашкина // Казачий вестник. 1883. № 13.

4. Записки есаула города Черкасска Степана Григорьевича Капацинова // Дон. Новочеркасск, 1887. № 5. С. 32.

5. РГВИА. Ф. 26. Оп. 1/152. Д. 83. Л. 499 об.

6. РГИА в Петербурге. Ф. 1374. Оп. 3. Д. 2495. Л. 16.

7. Карасев А.А. Казнь братьев Грузиновых // Русская старина. 1873. № 4. С. 573—575; Попов И. Казнь братьев Грузиновых // Донская речь. 1895. № 13, 15, 18, 22, 25, 28, 31, 36, 37, 42, 44, 45, 47; Шаховский М.В. Телохранитель императора Павла I // Исторический вестник. 1901. № 4. С. 228—229.

8. Гвинчидзе О.Ш. Указ. соч.