Глава девятая

Солнце только недавно взошло, но лучи его уже жгли.

После отдыха и кормежки кони шли бодро.

Тимофей подъехал к Актаю, рысившему в стороне от отряда. — Направление правильное держим?

— Идем по следам. Вот смотри.

Актай сошел с лошади, за ним Тимофей.

— Вот и вот, смотри, видишь, какие хорошие следы? — старик, чуть наклонившись, указывал рукоятью плети на едва заметные вмятины на сухой растрескавшейся земле. — Верблюд шел. Большой след. И вот тоже. Много верблюдов прошли.

Тимофей следил за стариком, за рукоятью его плети и, слушая его, думал, что Актай хорошо разбирается во всех этих следах, будто читает простую и понятную книгу.

— Много скота прошло, — сказал Актай.

Тимофей спросил, откуда старик знает, что именно здесь прошли барантачи, что эти следы оставлены их табунами, а не табунами какого-нибудь богатого бая.

Старик охотно принялся объяснять.

— Скажи, пожалуйста, быстро гнали табуны? — спросил Актай и, не дав Тимофею ответить, сказал: — Быстро гнали. Я так думаю — торопились. Разве может хозяин гнать скот, чтоб не дать ему покушать? Пустыня — другое дело, там уходить надо от песка, здесь — трава под ногами, ковыль. Нет, хозяин не будет так поступать. А кто будет? Разбойник. Ему бежать нужно.

— Кто быстрее идет, они или мы? — спросил Тимофей.

— Конечно, мы, — ответил Актай.

— Далеко еще до развилки, где они разделились?

— Думаю — скоро дойдем. К вечеру там будем.

Близко к полудню солнце стало припекать так немилосердно, что по телу Тимофея заструился пот, начали болеть глаза. В небе — ни облачка. У далекого кряжа — марево, будто кто-то гонит бесконечные отары овец. Воздух недвижим, ни малейшего ветерка. Небо над головой совсем побелело, а солнце сжалось в детский кулачок и, кажется, не висит высоко в небе, а плывет совсем низко, почти над головой: протяни руку — и достанешь. Лошадям тоже жарко; на шерсти Тимофеева коня то тут, то там появляются крупные капли пота.

Вся степь замерла: ни птица не пролетит, ни степной зверь не покажется, даже на сурчинах, изрытых норами, там, где утром можно было увидеть десятки колонистов-сурков, торчит всего лишь один — караульный. Он смешно стоит на задних лапках, с беспокойством вращая из стороны в сторону своей усатой головой, и, убедившись, что лавина конников несется прямо на него, громко свистит, предупреждая колонию об опасности, и прячется в нору.

Ковыль ощетинился тонкими иголками, пушистые его метелки, приходящие в движение от малейшего ветерка, кажутся спящими.

Да, старый Актай угадал — день выдался и знойный и безветренный. Тяжело в такую жару с утра до вечера быть на солнцепеке. Кони поднимают пыль, и дышать становится все труднее.

К вечеру добрались до развилки дорог. Тимофею предстояло не медля решить, что делать дальше. Барантачи разделились на два отряда не случайно, ему надо разгадать их хитрость.

— Давай посмотрим следы, аксакал, — предложил Тимофей Актаю.

Им не пришлось долго всматриваться, с первого взгляда стало ясно — гурты скота пошли правее, а влево вели лишь следы конских копыт.

— Много лошадей ехало, — сказал Актай.

— Они долго на месте кружились, — заметил Тимофей. — Значит, хотели, чтоб погоня не прошла мимо развилки.

— Как думаешь, Тимофей Иванович, зачем это им понадобилось? — спросил Торнов.

— А затем, чтоб разделить наш отряд на две части.

К Тимофею неожиданно пришла новая мысль.

— Послушайте, братцы, — сказал он, — как думаете, что дороже разбойникам: скот или взятые в плен люди?

— Смотря сколько людей, — не задумываясь, ответил Торнов. — И скота тоже.

— Людей много, — пояснил Актай.

— По-моему, Тимофей Иванович, люди дороже, — сказал Торнов.

— В том-то и дело, — согласился Тимофей. — По всему видно, они боятся погони. Погода жаркая. Скотину трудно гнать, опасаются, что ее могут отбить, а людей на коней посади и скачи. За людей знатный выкуп можно взять. Так я говорю, аксакал?

— Так! — радостно воскликнул Актай. — Умные твои слова, начальник. Аллах тебя послал на мое счастье. Хорошие слова. Начальник, они на конях людей увезли. Прикажи ехать, там моя Зульфия. За человека ничего не пожалеешь, любой выкуп дашь. Давай команду, время терять нельзя.

— Я так думаю, Тимофей Иванович, — вмешался Кузнецов, — и за табунами погоню надо и за людьми. Вот только куда больше?

— Гадать долго не станем, — решил Тимофей. — Ты, Кузнецов, возьмешь первую полусотню и ударишься вслед за табунами, а я — за конницей. Тебе, аксакал, тоже придется своих людей разделить на два отряда.

— Мои все со мной пойдут, — возразил было Актай, но с ним по-казахски заговорил Зиянгула, и старик согласился.

Актай решил идти с Тимофеем, а другую часть отряда киргиз-кайсаков поручил Зиянгуле.

Тимофей заметил, что среди казаков идет горячий спор. Говорили сразу несколько человек, перебивая друг друга. По хмурым лидам спорщиков Тимофей понял — говорят они о чем-то важном и серьезном.

— О чем идет речь? — спросил он, подъехав к казакам.

Снор оборвался, затем сразу заговорили несколько человек.

— Жребий тянуть.

— Несправедливо получается, одним, можно сказать, все, а другим шиш с маслом.

— Кузнецов, в чем дело? Из-за чего ор?

— Казаки требуют жеребьевки, какой полусотне в какой стороне быть. Эти, мол, что за скотом ударятся, наградные получат из отбитого скота, а другие ни при чем останутся.

— Вот что, казаки, — заговорил Тимофей. — Никакой жеребьевки не будет, первая полусотня с Кузнецовым, вторая — со мной. Мы не бабы мокрохвостые, слава богу, оренбургское казачье воинство! Насчет наградных — никто в обиде не будет! Того, кто спину покажет во время боя, тоже не забудем, плетюгов отвалим столько, сколько велит казачья совесть. Кому что непонятно?!