2. Назначение А.А. Вяземского

Подавление волнений на заводах Урала было поручено генерал-квартирмейстеру князю А.А. Вяземскому 6 декабря 1762 г.

А.А. Вяземский (1727—1793) получил обычное для дворянина того времени образование. Он окончил Серпуховской сухопутный кадетский корпус в 1747 г. и получил чин прапорщика; участвовал в Семилетней войне, быстро сделал карьеру. Его биографы с налетом загадочности пишут о каких-то тайных поручениях, которые он выполнял за границей (по всей вероятности, в Пруссии) с риском для жизни. В 1762 г. Генерал-квартирмейстер Вяземский решительно, с помощью оружия усмирил волнения вяземских крестьян князей Долгоруких. Видимо, этот «опыт» дал Екатерине основание послать Вяземского на Урал для подавления волнения на горных заводах: как потом вспоминала императрица, это было одним из важнейших дел первых лет ее царствования.

Наблюдения за деятельностью Вяземского на Урале дают основания говорить о нем как о способнейшем администраторе, решительном человеке, хорошем организаторе, умевшем подбирать дельных и способных помощников, быстро, четко и оперативно решать неотложные дела. Если добавить к этой характеристике, что он был относительно независим от богатейших и влиятельнейших людей того времени и обладал значительными родственными связями, то станет понятно, почему впоследствии именно он пользовался неограниченным доверием императрицы.

Назначение Вяземского в 1764 г. на должность генерал-прокурора, которую он занимал до смерти (1793), вызвало удивление многих современников. Поговаривали о фортуне, а Румянцев даже заявил как-то императрице, что у нее «из обыкновенного квартирмейстера вышел государственный человек». Екатерина высоко ценила способности Вяземского и его преданность. В его руках было сосредоточено решение многих важнейших вопросов жизни страны. В одном из разговоров, записанных Храповицким, после смерти Вяземского императрица якобы заявила, что его должность она должна теперь разделить четверым¹.

Успешным выполнением задания Екатерины II по усмирению Урала Вяземский обеспечил себе быструю и блестящую карьеру. Свои способности и талант государственного деятеля он отдал укреплению дворянского крепостнического строя.

Ко времени приезда Вяземского Лопатин лишь незначительно продвинулся вперед. За десять месяцев работы комиссия завершила разбор челобитной приписных Авзяно-Петровских заводов и приступила к следствию по жалобам работников Каслинского и Кыштымских заводов. Дела по челобитным приписных к заводам Воронцова, Шувалова, Сиверса, Чернышева лежали нетронутыми. Еще в феврале 1762 г. Лопатин доносил, что «порученных следствий не только через неделю, но и через полгода окончить... надежды не имеет». Он считал, что из-за больших расстояний, трудностей с вызовом свидетелей и ответчиков, необходимо назначить особые следственные комиссии на каждый завод². Заметим, что впоследствии Вяземский воспользовался этим советом.

Отправляя на Урал кн. А.А. Вяземского, Екатерина II снабдила его секретным наставлением и манифестом от 6 декабря 1762 г., отпечатанным тиражом в 200 экземпляров и предназначенным для объявления в районе волнений³. Оба документа преследовали одну цель — прекратить волнения. Однако, если манифест предполагали объявить приписным крестьянам, то инструкция носила строго секретный характер и давала Вяземскому конкретные рекомендации, каким образом «оных крестьян привести в должное рабское послушание и усмирить».

Инструкция определяла последовательность действий Вяземского: сначала он должен был попытаться убедить крестьян прекратить волнения и без крайней нужды не прибегать к оружию. К расследованию причин волнений и крестьянских жалоб следовало приступить лишь после подавления волнений.

Екатерина разрешила Вяземскому делать все, «что за пристойное найдете к удовольствию крестьянскому», но предупреждала: «...однако ж берите такие предосторожности, чтоб крестьяне не возмечтали, что их начальники и тогда бояться их должны, когда правильная им работа не равной впредь покажется».

Стремление «впредь отвратить все причины к таковым беспокойствам и работу... полезнейшею сделать» заставило Екатерину дать Вяземскому указание тщательно изучить экономические возможности каждого завода: лес, руда, рабочая сила, стоимость производства и т. д. и выяснить, «не лучше ли работы горные производить за плату вольную и наемными работниками».

Используя наивную веру крестьян в царскую справедливость, в манифесте Екатерина II, «матерински сожалея» о пришедших в волнение и утверждая, что они «возбуждены через некоторых предерзостных бездельников... непослушным наистрожайше повелевала от сего безумия отстать». Одновременно императрица предупреждала, что если крестьяне не раскаются и не придут в повиновение властям и заводчикам, то никто из них «никоим образом тягчайшего нашего гнева и наказания не избежит». В манифесте содержалось также обещание после выхода крестьян на работы, со всей строгостью исследовать «притеснения и обиды, причиняемые заводчиками крестьянам». Манифест заканчивался сообщением о посылке на Урал Вяземского и ни к чему не обязывающей декларацией: «...Наше правосудие и милосердное намерение есть в том, чтобы простых и заблужденных исправить, обижаемых защитить и прямые нападки и утеснения тем крестьянам отвратить добрым учреждением их работ с выгодною, по мере трудов, заплатою, или отпискою их от тех заводов, как мы найдем полезнее для их собственного благосостояния и целостности заводов».

Мы написали «ни к чему не обязывающей декларацией». Однако это вовсе не значит, что Екатерина не раздумывала о необходимости как-то изменить положение приписного крестьянства. Этого требовали и классовые интересы дворянства, и интересы казны: Непрекращающиеся волнения уральского горнозаводского населения угрожали дворянству потерей податных людей, а казне — сокращением производства металла.

Правительству были известны многочисленные факты как использования ложных указов, так и намеренного истолкования императорских манифестов и указов крестьянами для обоснования своих требований. Поэтому Вяземский получил распоряжение читать и вывешивать манифест от 6 декабря только в районах волнений.

Примечания

1. ЧОИДР, 1862, кн. 3, с. 216.

2. ЦГАДА, ф. Сената, оп. 41, д. 3562, л. 651—652.

3. Сб. РИО, т. VII, с. 188—196.