Глава 1. Конец Пугачевщины

Весть о падении Казани потрясла Екатерину.

Граф Никита Панин 22 июля писал своему брату: «Мы тут в собрании нашего совета увидели Государыню крайне пораженною, и она объявила намерение свое оставить здешнию столицу и самой ехать для спасения Москвы... Совет кончился тем, чтоб обождать Румянцева курьера с заключением мира, которого однако же так скоро заключить конечно не можно...»¹. Панин решительно воспротивился намерению императрицы и заявил, что «такая поездка, увелича вне и внутри империи постоянную опасность более, нежели есть она еще в самом деле, может ободрить и умножить мятежников и повредить делам нашим при других дворах». Он предложил на пост главнокомандующего своего брата Петра Ивановича Панина. Императрица поддержала эту кандидатуру.

В Москве черный люд с нетерпением ожидал пришествия Пугачева. Белькур свидетельствует: «Дух возмущения витал над Москвой, открыто высказывались в пользу претендента Петра III. Весь город был в волнении и во всех кварталах пороли кнутом, но это суровое наказание никого не устрашало. Граф Толстой вынужден был своих людей передать в руки полиции, но и под кнутом они кричали: «Да здравствует Петр III»².

Поход на Москву не состоялся. Дойдя до Курмыша, Пугачев свернул с московского направления на юг. Есть основания предполагать, что от этого предприятия его отговорили яицкие казаки, задумавшие измену. Из Курмыша был тайно отправлен купец Астафий Трифонов (Долгополов) с письмом к императрице. Заговорщики обещали доставить самозванца в руки властей.

Екатерина 14 августа писала Петру Панину: «В заговоре о поимке самозванца находящиеся яицкие казаки действительно его к Нижнему не допустили и от Москвы отвели и стараются его держать в изобильных местах под видом кормления лошадей и дабы время дать мужикам убрать хлеб с поля, а между тем получить отселе ответ, куда его привести... Буйственный их ум, невежество и притом простота и злость делают их недоверчивыми и следственно не позволяют им избирать легчайший способ — доставить злодея в руки ближайшим воинским командам»³.

Пугачев, не подозревая, что стал заложником своих сообщников, легко согласился с их предложением, надеясь дойти до Дона и поднять донских казаков.

25 августа под Царицыном он потерпел окончательное поражение от Михельсона, а 15 сентября заговорщики доставили его в яицкий городок. Екатерина, получив сообщение о поимке Пугачева, делилась с командующим: «Сломав рога Пугачева и его сообщников, мыслей множество вдруг приходит, из которых, во-первых, теперь есть внимания достойны неверность башкирцев, кои ничем на свете не отягощены были, а при всяком случае злодеями объявляются...»⁴.

Пугачев, удаляясь от Казани, отпустил башкир домой, оставив при себе Кинзю Арсланова. В конце июля в Башкирию возвращались участники похода на Казань. На Осинскую дорогу возвращались отряды Сайфуллы Сайдашева, Адигута Темясова, Ермухаммета Кадырметева и Макара, на Сибирскую дорогу — айлинские башкиры Ильчигула Иткулова, в Исетскую провинцию — отряд Юламана Кушаева, на Ногайскую дорогу — повстанцы Караная Муратова и Канзафара Усаева.

Среди старшин Ногайской дороги вновь обозначались разногласия. Одни были готовы продолжать борьбу с правительством, другие придерживались более осторожной политики. К числу первых относились Каранай Муратов, Канзафар Усаев, Каскын Самаров, Сляусин Кинзин, Бузан Смаков и др. Лагерь умеренных представляли Алибай Мурзагулов, Каип Зиямбетев, Мурадым Саитмамбетев и др.

Позиция Алибая Мурзагулова наглядно продемонстрирована в его письме от 26 июля 1774 года к повстанческим командирам Ибрашу Уразбахтину и Максюту Мурзакаеву: «Нам необходимо пока ничего не предпринимать, потому что его величество, государь наш Петр Федорович, захватив Казань, встретившись со своим сыном, оказывается, ушел в сторону Москвы... Теперь население приступило к работе, а хлеба созрели — пусть занимаются своим делом. Также напиши господину полковнику, находившемуся на месте бригадира, мулле Канзафару, от моего имени, что не нужно ничего предпринимать. Например напиши: «Если благодаря всевышнему господу богу его величество великий государь наш достигнет своей цели, то в тот же час будут посланы нам указы, в ожидании этого постоим спокойно, пусть народ поработает. Если даст аллах, сбудется то, что суждено и не нарушится то, что предписано. Однако вы сами поступайте так, как предпочитаете. Поймите, что ведь трудно будет снова подымать народ. Было бы лучше, если бы мы подождали, пока станет спокойнее...

Никто насильно не заставлял нас воевать. Требуемые от нас походные люди наши остались не выступившими у себя дома (здесь Алибай очевидно имеет в виду башкирские команды, затребованные Голицыным. — С.Т.) Разве это нам не выгодно? ...не будем вызывать распрю меж собой, пожалуйста, давай подождем»⁵.

С начала августа повстанческое движение заметно пошло на спад. Это, не в последнюю очередь, было связано с окончанием русско-турецкой войны.

11 августа П.С. Потемкин извещал П. Панина: «Господин Рейнсдорп уведомил меня, что разсеянные известия о заключении мира великое действие производит в сердцах башкирцев и что они непрестанно к нему являются с повиновением и вследствие высочайшего Ея императорского величества манифеста получают прощение и отпускаются домой с билетами...». В западной части Ногайской дороги боевые действия прекращаются. Те, кто не хотели складывать оружие, уходили в труднодоступные места за Белую, на Урал, забирая семьи, угоняя скот.

18 и 23 августа они дважды за рекой Белой атаковали команду полковника П. Шепелева.

Иногда «непримиримые» предводители воздействовали на «умеренных» принуждением. Так, в июле 1774 г. старшина Ямансары Яппаров попросил покровительства у оренбургских властей. Оставив у русского пикета близ д. Имангулово «скот и к войне неспособных людей», ямансаровцы поехали на разведку. Одновременно из Оренбурга на помощь к Ямансары полковник В. Долгоруков отправил в Имангулово премьер-майора Шевича с эскадроном гусар, сотней егерей и мушкетеров, казаками. Всего — около 300 человек при 3 пушках. Башкиры Усерганской, Бурзянской, Тамъянской и Чанким-Кипчакской волостей во главе со старшинами Акбулатом Ракаевым, Сляусином Кинзиным и Кутлугильды Абдрахмановым, всего около тысячи человек, вынудили Ямансары вновь перейти на свою сторону. 18 июля 1774 г. между Шевичем, который присовокупил к своему отряду солдат имангуловского пикета, и башкирами произошло сражение. Повстанцы опрокинули и обратили в бег авангард Шевича, состоявший из малороссийских казаков, а затем сшиблись с гусарами. Сохранились два письма Сляусина Кинзина своим соратникам, и поэтому мы имеем редчайшую возможность взглянуть на одно и то же событие с двух противоположных сторон. Шевич докладывал начальству, что нанес башкирам «большой урон, обратил в бег и, преследуя верст восемь, остановился...». Сляусин пишет: «При выходе из крепости Сакмарского городка напали на нас 300 гусаров. Некоторую часть их мы уничтожили и пленили...». И добавляет в другом письме: «...остальные спаслись бегством».

Полное противоречие в оценках сторон лишний раз убеждает нас в том, что военные рапорты, по которым реконструированы все баталии этой войны, не отличаются правдивостью.

На Казанской дороге движение наблюдалось в районе Ангасякского завода. Михельсон, отправляясь вдогонку за Пугачевым, оставил на заводе поручика И.Я. Яворского и «верных» старшин Кулыя Балтачева, Шарипа Киикова, Мендея Тупеева, им противодействовали пугачевские командиры Ярмухаммет Кадырметов, Аит Саитов, Магди Медиаров, Байкей Тойкиев.

Императрица Екатерина II в 1773 г.

В начале августа Якубович отправил из Нагайбака две команды: к Ангасякскому заводу и в междуречье Белой и Буя. Капитан Ахшарумов 9 августа прогнал от завода башкир, премьер-майор И. Штерич 30 августа при д. Музякино разбил двухтысячный отряд Ярмухаммета Кадырметова, Аита Саитова и Байкея Тойкиева. 4 сентября у д. Иваново Штерич имел дело с Салаватом Юлаевым, у которого было 1500 чел., а 6 числа с Ярмухамметом Кадырметовым, командовавшим трехтысячным отрядом. 28 сентября в вершине р. Буй у д. Сняк бирский канцелярист И. Гурьев нанес поражение Ярмухаммету и захватил его семью⁶. Перейдем на Осинскую дорогу.

28 июля 600 башкир Уранской волости, собравшись в д. Сосново, намеревались напасть на Камбарский завод. Сарапульский управитель Баранов затребовал помощи у Якубовича⁷. В Осинском уезде тулвинские башкиры действовали заодно с русскими. После ухода Пугачева в Осу вошел подполковник Папав. В конце июня в 15 верстах от Осы 1000 повстанцев, в основном башкиры, атаковали Папава. Прогнав их, он остановился в одной из башкирских деревень на р. Тулве и через три недели вернулся в Кунгур. 16 августа он появился на Аннинском заводе. 20 числа повстанцы заняли д. Шабарово, собираясь напасть на карателей. Папав захватил д. Крылово. Вскоре к нему присоединился майор Гагрин. Жители русских деревень стали являться с повинной. Упорствовали осинцы, которые данное им «увещание изодрали», и тулвинские башкиры, оставившие дома и перебравшиеся в глубь Башкирии. Отступив к реке Танып, Адигут Тимясов, Рахманкул Иртуганов, Абдусалям Рамзин соединились с Аладином Бектугановым и Юмакаем Аскаровым. Свои действия они направили против карательной команды, охранявшей Ангасякский завод⁸.

13 сентября из Уфы вышел подполковник И. Рылеев. 18 сентября близ д. Тимошкино, у р. Бирь, он столкнулся с авангардом Салавата. 22 числа, у д. Норкино, 3000 тысячи воинов Салавата Юлаева и Абдузелиля Урускулова вступили в бой с отрядом Рылеева. Подавляющее превосходство в огнестрельном оружии позволило Рылееву одержать верх. Салават отступил к Елдякской крепости, а потом вернулся на Сибирскую дорогу⁹. Уход Салавата сильно отразился на настроении тулвинских башкир. В конце сентября они возвращаются в свои дома и Папав принимает у них присягу на Коране¹⁰. Но отдельные пугачевцы, такие как Батыркай Иткинин, Араслан Рангулов, Адыл Азменев, Абдусалям Рамзин, Ябан Куштанов, Салим-Зювар Илишев, Мукаш Сютеев продолжали сопротивление до глубокой осени. Сибирская дорога — основной район деятельности Салавата и его отца Юлая.

1 августа на Саткинский завод прибыл подполковник И. Тимашев. Оставив на заводе обоз, он отправился к горе Юрактау. К урочищу стали являться башкиры Сибирской дороги и Исетской провинции для «объявления покорности». По свидетельству Тимашева, с 3 по 6 августа к нему явилось около 7 тысяч. Однако ему помешали завершить свое мероприятие. Вскоре приехал Юлай Азналин, за ним Юламан Кушаев, возвращавшийся из-под Казани, и разогнали всех капитулянтов¹¹.

Катав-Ивановский завод несколько месяцев вел оборону от старшины Юлая. Время от времени сюда наезжал Салават и снова отправлялся в дальние походы. В октябре, соединясь с Ильчигулом Иткуловым, Иманом Алаусеиновым и Ягафаром Азбаевым, Салават собирался напасть на Ачитскую крепость, захватить там пушки и идти на Бисертскую и Кленовскую крепости и Бисертский завод, чтобы «впредь от Екатеринбурга командам стоять было негде». В. Бибиков принял дополнительные меры по охране границ своего ведомства.

В соответствии с распоряжением Голицына в Красноуфимской крепости, на Катав-Ивановском заводе и в селениях по р. Ай были размещены значительные воинские силы. 24 сентября Рейнсдорп предлагал Голицыну учредить по линии Уфа—Челябинск, Уфа—Красноуфимск военные посты. Один из постов предполагалось расположить в д. Илек, недалеко от места жительства Юлая и Салавата. Свое решение губернатор обосновал следующим образом: «Ежели оные места в зимнее время без внимания команд останутся, то воры башкирцы, у коих главным находится известный Пугачев сообщник Салават Юлаев, не упустит делать скопища и производить шалости. Для искоренения ж их по углублению снегов войску тамо проходу быть не может, а по уходе снега преследовать сих злодеев весьма трудно»¹². Глубокой осенью Салават распустил своих людей. Повстанцы разъехались по домам, но, как доносил перебежчик писарь Абдулла Курманаев, они «намерены к миру склониться, но только с обманом тем, чтоб им зиму таким образом препроводить, а будущим летом по-прежнему бунтовать»¹³. Наличие мятежных настроений в башкирском обществе после подавления восстания отмечал А.В. Суворов, отправленный Паниным в Башкирию. 22 июня 1775 г. он докладывал П. Панину: «Ныне выходят з заводов мужики и разглашают, что башкирцы говорят: «Хотя одного Пугачева и искоренили, только еще у него два брата живых...» они говорили также, что Пугачева «команда около реки Дону» и что «рано Демидов заводы строит», ибо «бог знает, что будет...»¹⁴.

После ухода Пугачева из Исетской провинции башкиры с новой силой бросились уничтожать заводы. «До подошвы» был сожжен Азяш-Уфимский молотовый завод. 15 июня 2 тысячи башкир окружили Нязе-Петровский завод, захватили его штурмом и сожгли. 28 июня сгорели Каслинский и Нижне-Кыштымский, был разграблен Верхне-Кыштымский. Еще в мае месяце погибли в пожаре Суховязский и Уфалеевский заводы.

Башкиры, по словам Щербатова, несмотря на неоднократное поражение, не только не укрощались, но «в злодействах своих время от времени наиболее свирепствуют и все свое зверство обращают на истребление заводов»¹⁵. Только из 12 заводов промышленной компании И. Мясникова и Твердышевых башкирами весной и летом 1774 г. было уничтожено 10, из 7 тысяч 269 крестьян, приписанных к этим заводам, большинство было взято в плен, «причем мужеск пол возрастные все побиты, а жены их с малолетними детьми угнаны башкирцами в дальние леса и в их кочевья...».

Рейнсдорп 7 июля 1774 г. докладывал в Сенат, что башкирский народ «яко легкомысленный и на воровство от природы склонный... попустился в генеральный бунт, от коего такой распространился огонь, что, к крайнему сожалению, как линии, так и внутри губернии неописанные злодейства причинены и почти половина губернии людей частью умерщвлены, частью же в толпы их злодейския захвачены, крепости, заводы, селения не только разорены, но и в пепел обращены».

В середине июля Фрейман и Тимашев из Уйской крепости перешли в Челябинск. 22 июля из д. Кременкуль Тимашев направился на Сибирскую дорогу, взяв с собой 700 человек, два единорога и три пушки¹⁶.

О его неудачном опыте близ горы Юрактау мы уже писали. 16 сентября он вновь соединился с Фрейманом в Магнитной крепости. Фрейман оставил Челябинск 24 июля, получив категорическое требование Щербатова прибыть к Зилаирской крепости. Дойдя до вершин Яика, он отправил в башкирские кочевья премьер-майора Швыковского. В трудном бою Швыковский потерял убитыми 30 чел. и ранеными 28¹⁷. Деколонг докладывал 31 августа генералу П. Панину: «При благости Господней в здешней Челябинской Исетской провинции, яко ж и в Сибирской губернии во внутренних российских жительствах, ныне восстановлена тишина... Башкирцы же от бунта своего не отстают»¹⁸. В сентябре Деколонг отбыл в Омск, оставив вместо себя генерал-майора А.Д. Скалона. В конце октября Скалон столкнулся с башкирами в вершине Миасса. Это был один из последних всплесков повсеместно затухающего бунта. Воевода Исетской провинции Лазарев 6 ноября рапортовал Панину, что все пришли в повиновение, кроме старшин Юламана Кушаева, Сары Абдуллина и Базаргула Юнаева¹⁹.

Фрейман и Тимашев, пройдя горы Ирендыка, 25 августа прибыли к Зилаирской. В пути они имели неоднократные стычки с башкирами. Крепость была почти полностью разрушена. Еще в июне она была разорена старшинами Муйнаком Сулеймановым и Кинзябулатом Алысашевым. Отсюда Тимашев был направлен на Преображенский, а Швыковский — на Кано-Никольский завод. У Тимашева было 820 чел. и 6 орудий. У устья Зилаира, в 15 верстах от завода, он нашел отряд заводских крестьян. Поймав находившихся среди них восьмерых башкир, Тимашев без всякого боя отобрал 4 пушки и все ружья. Затем отправил капитана Краевича в башкирские деревни. 31 августа Краевич привел из трех деревень пленников мужского и женского пола, по большей части малолетних, 22 человека, лошадей и скот. Швыковский 28 августа привез на Преображенский завод 722 кано-никольских крестьян, претерпевших от башкир. Передадим некоторые подробности этих событий. 2 июня к заводу подъехали 30 чел. русских и башкир. Разложив на окраине огонь, они стали при помощи копий забрасывать головнями крестьянские дома. Собравшись, крестьяне их отогнали. «Злодеи» кинулись в находившуюся поблизости татарскую слободу, выжгли ее, закололи 7 чувашей и одного крестьянина. Крестьяне, ожидая нового нападения, спешно построили из столбов небольшую крепость и установили на ней 4 пушки. 4 июня, утром, приехали 700 башкир, сожгли церковь, все заводские и жилые строения, затем напали на крепость. Их отогнали пушками. Разбившись на мелкие группы, они стали наскакивать, стреляя из ружей и луков. Атака продолжалась весь день. Убив двоих и ранив 15 чел., башкиры расставили караулы и удалились²⁰.

Тимашев перевел остаток Зилаирского гарнизона на Преображенский завод, который отремонтировал и укрепил. Преображенских и кано-никольских крестьян заставил убрать хлеб при заводе, а потом у себя в имении Ташлы. На завод стали приходить с повинной башкиры, явилось около 800 дворов²¹. 16 сентября Фрейман и Тимашев отправились в Оренбург, куда вошли 24 числа²².

Уфимская провинциальная канцелярия тщетно старалась исполнить приказ Голицына о формировании карательного отряда из башкир. Старшина Мурзагулов должен был собрать 300 чел. и привести их к Голицыну в Казань. Прошло полтора месяца, но ни одного человека наряжено не было. В Уфу приходили отписки от старшин, что Каип заболел, Ибрагима Мрясова сбила его лошадь, что Ильчигула Таймасова, Аслая Курмекеева, Мурадыма Саитмамбетова не слушаются их люди и т. п. Исполнительным оказался лишь один Гайса Якупов. Его присоединили к деташаменту Рылеева. Все еще не действовал почтовый тракт Уфа—Оренбург. Почтовые станы не были восставлены, курьеры не решались выходить в дорогу. Восстановление главной коммуникации было поручено почтовому комиссару Мендею Тупееву²³. Первая почта прошла беспрепятственно в конце сентября, о чем Шепелев известил губернатора.

Полковник жаловался, что башкирские старшины, находящиеся за Бугульчаном и Красной Мечетью, не желают складывать оружие²⁴. Рейнсдорп рекомендовал полковнику действовать деликатно и осмотрительно, во избежание нежелательных последствий, «...ибо сей народ почти от ничего приходит в разврат и неспокойство, однако ж, когда чрез приходящих в повиновение покой возстановится, тогда и сподобить не оставлю я всевозможно постараться злодействующих старшин, коих еще большая часть, отдаляя от домов своих, скрываются и убегают, и как принадлежащих в порученную ему, господину генерал-майору и кавалеру, комиссию отослать...»²⁵.

В связи с повсеместным неурожаем, в России и, в особенности, в губерниях, охваченных восстанием, возникла угроза голода. Голод сам по себе мог стать серьезным поводом для волнений. В августе Рейнсдорп сообщал в Главную провиантскую канцелярию о трудностях доставки продовольствия в связи с тем, что люди крайне разорены, а дороги «заграждены злодеями». Для выхода из кризисного состояния правительство нуждалось в скорейшем восстановлении внутреннего мира. 3 сентября Рейнсдорпу был направлен «Высочайший указ» о заготовлении и отправке к Оренбургу провианта на башкирских подводах. Губернатору предписывалось старшин, не желающих являться с повинной, вызывать к себе «под другим видом», предлагая принять участие в заготовке продовольствия. Императрица нашла остроумный способ одним выстрелом убить двух зайцев. Рейнсдорп назначался руководителем специально учрежденной комиссии^*.

Губернатор поручил выполнение этой задачи Тимашеву, который «совершенно знает нравы и образ мыслей башкирцов». Тимашев являлся богатейшим землевладельцем и заводчиком, имел большие запасы хлеба в Исетской провинции. К слову сказать, многочисленные винокуренные тимашевские заводы, разбросанные по губернии, обеспечивали восставший народ даровым вином. Губернатор, отправляя 25 сентября Тимашева в Исетскую провинцию, где вырос сравнительно хороший урожай, обязал его по пути решать продовольственные вопросы на заводах и в необходимых местах устраивать «магазеины», т. е. склады. Мука, рожь, крупы и прочее должны были закупаться за счет казны. Заканчивал «ордер» губернатор следующим наставлением: «А затем стараться из оного сколько будет возможно отправлять сюда с верными людьми на башкирских подводах уговаривая их к тому по вашему искусству в заглаждение их пред Ея императорским величеством преступления или за сходную плату, о чем к башкирским старшинам и от меня прочетной указ посылается»²⁶. Кроме того, он должен был восстановить действие почтового тракта Оренбург—Верхояицкая²⁷. В начале октября Тимашев выступил из Оренбурга с шестьюстами конников и пехоты, при 4 пушках.

Вслед за ним отправился Фрейман, задачи которого носили чисто военный характер. На промежутке от д. Имангулово до д. Месели он расставил на постах более двух тысяч человек с достаточной артиллерией. От Месели до Уфы тракт контролировали Шепелев и Рылеев²⁸. Под Оренбургом между Фрейманом и Тимашевым вновь возникли трения. На этот раз они не могли прийти к согласию при разделе войск. В своем сожженном селе Ташлы Тимашев имел первую встречу со старшинами ближних волостей. Он предложил старшинам отправиться в Исетскую провинцию 12 октября по первому зимнему пути²⁹.

Башкиры, ссылаясь на недостаток корма и худобу лошадей, дали согласие лишь на одну поездку степной дорогой между рек Яик и Сакмара³⁰. К 13 октября Тимашев привел к присяге и выдал билеты 466 башкирам. Среди них находился видный предводитель Муйнак Сулейманов. «Брать ево под караулом, да и других подобных ему злодейских начальников на нынешний случай я не осмеливаюсь, а под видом надобности забираю их с собой и употребляю в приуготовлении фуража и тому подобного», — докладывал Тимашев³¹.

Вскоре явились Каскин Самаров и Кутлугильды Абдрахманов. Тимашев решил устроить «магазеины» на Преображенском, Авзяно-Петровском и Катав-Ивановском заводах и просил прислать туда солдат³². К 25 октября близ Зилаирской крепости набралось 2560 башкирских подвод³³. К Тимашеву явился один из главных предводителей башкирского народа Каранай Муратов. В тот же день подполковник направил Каскына Самарова и Кутлугильды Абдрахманова к Юлаю Азналину, предлагая ему, как главному старшине Сибирской дороги, организовать доставку продовольствия и фуража из Челябинска на Катав-Ивановский завод. 11 ноября Юлай с пятью старшинами Сибирской дороги в сопровождении Каскына и Кутлугильды явился к Тимашеву, находящемуся в Верхояицкой крепости. Присягнув на верность и получив билеты, старшины возвратились, чтобы приступить к выполнению поручения. Тимашев в рапорте от 9 декабря генералу Скалону сообщил, что Юлай был удержан у него. Однако, как видно из рапорта Юлая от 21 ноября, он возвращался домой, где и составил упоминаемый рапорт с предложением поставлять продовольствие за собственный счет, не приезжая в Челябинск³⁴.

Во второй половине ноября на Катав-Ивановский завод прибыл подполковник Рылеев, назначенный на должность начальника 25-й легкой полевой команды вместо Швыковского. Из Челябинска к реке Ай прибывали части 23-й легкой полевой команды подполковника Аршеневского. Шайтан-Кудейская волость оказалась в кольце правительственных войск. Юлай снова отправляется к Тимашеву, уже в Челябинск. После отъезда отца, 25 ноября 1774 года, Салават Юлаев попадает в руки своих врагов. Конец боевого пути башкирского батыра можно одновременно считать концом всего пугачевского восстания.

Однако раскаты отбушевавшей стихии раздавались еще долго. Приведем два рапорта ясачного татарина Бекмурзы Резяпова сына Чанышева от 26 апреля 1775 г. в Уфимскую провинциальную канцелярию. 1-й рапорт: «Послан я от оной провинциальной канцелярии в Уфимский уезд на Ногайскую дорогу для разведывания между башкирским народом худых обстоятельств, на которой я и находился во многих волостях; которые между собой ездя и тайно советуют, что де содержатель их мулла Кинзя не помер, и он ете дела исправит, и слышим, что у него войска много как в вершинах рек Белыя, Сакмары, Ашкадара и Демы. По обоим сторонам тех рек беспрерывно люди ездя тайно советуют и в некоторых деревнях старост не содержут и висилиц не зделано. И во оное время встретившияся мне хорошего состояния башкирцы проговаривали, что мы от худых своих башкирцов плачем и раззорилися, которые и прежде нас не слушали и привели в раззорение, кои ныне только за худобою лошадей приутихли, а по исправлени лошадей и не зделали б чего худого. Повелено б было каждому возвращаться и жить в своих деревнях безотлучно в другие места и исправляли б государственные службы. Их старшины крепко не содержут, а мы де их увещеваем, чтоб оне жили порядочно, худые дела и разглашени также и между собой ездить остановились, и просили, чтоб з башкирцами их поступать неослабно, а лутче де с ними поступать строжее, и обманством их вереть не надлежит; то де не один отважится на оное не может, и во время де бытия их в присудственном месте обманывают, что оне чистого сердца, но самые начальники возмутителей и оне де таковых содержут в вершинах рек в лесах, не возвращая в домы. А естли б каждой в свое жительство возвратился, то никто не может колеблемости зделать...».

2-й рапорт: «Находясь я по приказанию оной провинциальной канцелярии на Ногайской дороги изъехал в деревнях пустыя дворы и спрашивал деревенских жителей: которых они волостей? На что объявили: тех де дворов жители Бурзейской волости команды старшины Аслая Курмекеева деревни Курмекеевой Каранай; о коем и оной Аслай на спрос мой сказал, что он, Каранай с семейством и со скотом, да еще ево ж команды из шести дворов с ним же уехав не возвращаются. Да той же дороги старшины Гайсы Якупова помошник Тюрей, о коем также на спрос мой для де чего ево обратно не возвращаешь, он, Гайса, сказал, что де показанной Тюрей и с семейством где находится, не знает, зная свою винность. Да еще изъехал той же Ногайской дороги старшины Сайряна по Ашкадару деревень Максютовой и Аючиной дворов по тридцати пустые и скота ничего нет, которыя да и других команд люди жительствуют по течению реки Белой правой стороны по реке Ирянтику. Да еще мне объявили живущия по Ногайской дороге команд старшин Солтамрата Янышева и Абдул Менина Муслюмова деревни Халикеевой мещеряки староста Сагит Бичурин, мулла Салим Халикеев, Сеит Бурхан Курманаев, что де той же Ногайской дороги башкирцы команды старшины Сайрана Сеитова, живущие по реке Истярле в вершине деревни Калкашевой Иман Алдакаев и Кайгул Гайсин с товарищи сказывали оным Саги-ту с товарищи, чтоб де в их деревню они не ездили и их бы совету не слушали, разве де приезжаете разведывать. И естли де впредь будите, то де убъем до смерти и увидите от нас летним временем вид. О чем де они, Сагит с товарищи, объявили троекратно своей деревни сотнику Масегуту, что оных башкирцов совет нехорош (Здесь «совет» от слова «советоваться», «совещаться» — С.Т.). Ибо де и старшина Мухамметрахим Юсупов, из их деревни выехав, потерян, и они де, главный в Сайрановой команде воры, паки зделают войну...»³⁵.

Видно не случайно в середине мая 1775 г. в Башкирию приехал генерал А.В. Суворов.

Копия

Его сиятельству
Высокопревосходительному
господину генерал аншефу
главнокомандующему над войсками
трех Оренбургской, Казанской,
Нижегородской губерней
главному начальнику и
всех российских орденов ковалеру
графу Петру Ивановичу Панину

РАПОРТ.

Хотя меня оренбургской губернатор господин генерал порутчик и ковалер Рейнсдорп от 23 и 30-го минувшаго марта и уверял о непредвиденном безпокойствии внутри ево губернии, но генерал майор и ковалер Фрейман от 28-го числа минувшаго месяца доносит мне, что рапортует к нему уфимская провинциальная канцелярия с приложением двух рапортов вступивших во оную, как и от подполковника Аршеневскаго допросам (с которых вследствие вашего сиятельства от 13-го числа минувшаго марта месяца предписания на разсмотрение у сего в копиях подношу) о выезде многих башкир в Уральские горы и о носящихся между оными слухами к коим и он генерал майор приключает, что весде слухи таковыя: примеры прежних башкирских бунтов и вкоренившееся злодейство многаго числа их народа подает притчину ожидать возмущения. Я на сие ему господину Фрейману, предписал, дабы зломышленники, собравшись не могли удалиться, как и распространить плутовские разглашени по силе прежних моих повелений все как значущияся в прилагаемых у сего допросах, равно и в рапортах показаныя недоброжелательныя и сомнительныя, отряженными партиями отысканы и забраны были непременно без наималейшаго упущения времени как и во отвращение к наносящимся иногда беспокойствию зборщиц беспрерывно посылать или содержать по усматриваемым обстоятельствам от войск партии, а о удаляющихся бащкирцах в Уралские горы, чтоб он генерал майор, снесясь с Уфимскою провинциалною канцелярию преподавая ей способствии к возврату оных, а потом как уже и войски к определенным местах с половины сего маия месяца выступают, то в разсуждении сего чтоб не оставил он к тому еще предварить благоразумными наблюдениями тишину и спокойствие. Упоминаемые ж по допросам башкирцы Абзан Баймухаметев и Ямангул Утягулов от подполковника Аршеневскаго посланными забраны и везутся к нему генерал майору, а башкирка по награждени отпущена в дом с подтверждением старшим, чтоб ее защищали. Сих башкирцов предполагается отослать под караулом в Оренбург в пограничную экспедицию, дабы она, яко место, содержащее главное надзирание над сим народом, сообразила показание оных башкирцов с другими ее последними сведениями о и ко вернейшем теперешнем расположении онаго народа и зделала ко удержанию башкирцов в надлежащем спокойствии потребныя извещании присудственному по местам генералитету окружающему теперь уже сей народ лагирными своими позициями и учрежденною между всеми ими на отвращение безпокойств союзною связью. Помянутыя ж два башкирца содержатся будут под караулом в ожидании от вашего сиятельства резолюции.

Коллежской советник Тимашев с выправленными барками отправился из Верхоуралской крепости от 18-го числа минувшаго апреля под прикрытием отряда команды майора Рыпперта, а число того ево транспорта состоит в тринатцети тысячах пятистах четырех муки, шестистах четырех круп и дву тысяч пятистах двадцати пяти четвертях овса, и после своего выступления в помянутой крепости оставил для прикрытия ожидаемых из Исетской провинци к Оренбурху провиантских транпортов пехоты семьдесят пять да мещеряков сто девятнатцать человек. 24-я команда, следующая к соединению баталиона под Верхоуралск на будущей неделе туда прибыть должна.

Генерал порутчик Александр Суворов.

№ 794 числа 6-го мая 1775 году г. Синбирск.

РГАДА, ф. 1274, д. 191, лл. 95—95 об.

Копия

1775-го году апреля 18-го дня Тарнаклинской волости команды старшины Ягуна Чувашева деревни Баймухаметева башкирка Кинжибика Ракаева объявила

Пришла она в дом пасынка своего Абзая у котораго сидел башкирец их деревни Имангул Утягулов и говорят между собой, что «вот уже наступает лето, государь опять к нам подъедет скоро. В то время и лошади будут сытые. Так мы руской, мещеряцкой и татарской крови напьемся». И всю зиму оне двое это твердили, а от кого слышали, того не сказали, хотя я и спрашивала их. А говорят только: «вот, де, уже скоро будет». И я стала им об оном говорить: «Ужли ли мы мало прошлое лето наскитались и от тово теперь голодом мрем. А все от плутовства и от пустых речей этаких же людей. Я пойду и объявлю подполковникам на вас». А Имангул на то мне сказал: «Поди уже подполковника Аршеневского нет, а ушел с командою своею. Да и хто у тебя будет свидетель». И за то меня стал пасынок бить так, что едва было платком до смерти не удавил. От которых я ушла и о сем объявляю.

С копиею сверил.

РГАДА, ф. 1274, д. 191, л. 96.

Примечания

*. М.Н. Покровский ошибочно полагает, что эта комиссия была учреждена для усмирения нерусских народностей³⁶, т. е. являлась как бы «филиалом» Казанской секретной комиссии.

1. Сборник Русского исторического общества. — Т. 6. — СПб., 1871. — С. 74—75.

2. Корнилович О.Е. Указ. соч. — С. 172.

3. Сборник Русского исторического общества. — С. 103.

4. Там же. — С. 154.

5. Воззвания и переписка вожаков пугачевского движения в Поволжье и Приуралье. Док. — № 130.

6. Грот Я.К. Бумаги, относящиеся к последнему периоду мятежа и поимке Пугачева. // Материалы для истории пугачевского бунта. — СПб., 1875. — С. 134,138,139; Дон и Нижнее Поволжье в период Крестьянской войны 1773—1775 годов. — Издательство Ростовского университета, 1961. — С. 104.

7. Индова Е.И. Указ. соч. — С. 297, 300.

8. Андрущенко А.И. Указ. соч. — С. 296; Зырянов А. Указ. соч. — С. 97—99; Против Пугачева. — С. 659—660; Крестьянская война... — С. 227—229.

9. Крестьянская война... — С. 231, 403—404.

10. Зырянов А. Указ. соч. — С. 110—111.

11. РГАДА. — Ф. 6. — Д. 503. — Л. 68, 72; Крестьянская война... — С. 422.

12. РГАДА. — Ф. 1100. — Д. 10. — Л. 328 об.

13. Гвоздикова И.М. Указ. соч. — С. 209—212.

14. Рознер И.Г. Казачество в Крестьянской войне 1773—1775 гг. — Издательство Львовского университета, 1966. — С. 194.

15. Дубровин Н.Ф. Указ. соч. — С. 61.

16. РГАДА. — Ф. 6. — Д. 503. — Л. 67—67 об.

17. Пугачевщина. — Т. 2. Док. — № 128.

18. Там же. — Док. — № 32.

19. Крестьянская война... — С. 410.

20. РГАДА. — Ф. 1100. — Д. 8. — Л. 243 об. — 244.

21. РГАДА. — Ф. 6. — Д. 503. — Л. 68—68 об; — Ф. 1100. — Д. 10. — Л. 69.

22. Там же. — Ф. 1100. — Д. 10. — Л. 328.

23. Там же. — Ф. 6. — Д. 507. — Ч. 2. — Л. 169—170 об.

24. Крестьянская война... — С. 234.

25. Там же. — С. 238.

26. РГАДА. — Ф. 1100. — Д. 10. — Л. 94—94 об.

27. Там же. — Д. 11. — Л. 313.

28. Крестьянская война... — С. 240—241.

29. РГАДА. — Ф. 1100. — Д. 11. — Л. 13.

30. Там же. — Д. 10. — Л. 131 об., 132.

31. Там же. — Д. 11. — Л. 151 об., 156.

32. Там же. — Л. 136.

33. Там же. — Л. 310.

34. Крестьянская война... — С. 266—268, 408, 410; РГАДА. — Ф. 1100. — Д. 13. — Л. 110—111.

35. РГАДА. — Ф. 1274. — Д. 191. — Л. 97—98.

36. Пугачевщина. — Т. 2. Док. — № 97, дополнение.