Вернуться к С.У. Таймасов. Восстание 1773—1774 гг. в Башкортостане

Глава 2. Деятельность следственно-судебных органов

Смертная казнь в России была отменена в 1754 году декретом Елизаветы Петровны. Императрица значительно смягчила суровые законы, выработанные ее отцом. Военный устав и Морской устав, введенные в 1716 году Петром Первым, предусматривали применение смертной казни в 13 случаях, дополнительно к 60 случаям, предусмотренным действующим «Соборным уложением» 1649 года. К старым видам смертной казни добавились: расстрел, казнь по жребию; к членовредительным наказаниям: вырывание ноздрей, языка и клеймение; новым видом ссылки была отправка на галеры (каторгу). Причем военно-уголовные законы широко применялись к гражданским лицам.

В ходе уголовного процесса самым совершенным видом доказательства признавались показания обвиняемого. Поэтому во время следствия широко применялись пытки. При подавлении пугачевского восстания екатерининское правительство вновь прибегло к юрисдикции петровского законодательства. Ради справедливости необходимо отметить, что при этом карательные меры были значительно смягчены по сравнению с жестоким политическим террором, существовавшим в России в годы правления Петра I и Анны Иоановны.

В 1765 году Екатерина II высказала следующую мысль: «Странно, как роду человеческому пришло на ум, лучше утвердительно верить речи в горячке бывшего человека, нежели с холодной кровью. Всякий пытанный в горячке и сам уже не знает, что говорит. Итак, отдаю на разсуждение всякому имеющему чуть разум, можно ли верить пыточным речам и на то с доброй совести полагаться». Дубровин пишет: «Угроза и пытки при допросах были строго воспрещены императрицею, а между тем до нея стали доходить слухи, что подобные меры предпринимаются в следственных комиссиях. Опасения, чтобы с одной стороны не были пущены в дело пытки и истязания, а с другой — чтобы подсудимые своими показаниями не «оконфузили» комиссий, императрица признала более удобным соединить опять в одно обе секретные комиссии и назначить им общего руководителя. Таким лицом был избран троюродный брат фаворита Павел Сергеевич Потемкин»1. 27 ноября 1774 года генерал-прокурор А.А. Вяземский направил Рейнсдорпу секретное письмо о неприменении пыток в любых случаях2. Расследованием дел по государственным преступлениям занималась Тайная экспедиция Сената, созданная в 1762 г. под руководством обер-секретаря С.И. Шешковского. Общее руководство ее деятельностью осуществлял А.А. Вяземский. Она вела крупнейшие процессы, связанные с дворцовыми заговорами, самозванчеством и т. п. Она занималась делами Пугачева и его ближайших сподвижников. Тайная экспедиция осуществляла одновременно две функции: следственную и судебную. И в этом было главное несовершенство российского правосудия. На местах, в губерниях, власть полностью заключалась в руках губернатора. Он был наделен административными, полицейскими, судебными функциями. Большими полномочиями в провинциях и уездах обладали воеводы и их канцелярии. Здесь также следствие, суд и приведение в исполнение приговора находились в ведении одних и тех же органов.

В ходе подавления восстания полновластными вершителями судеб были командиры карательных отрядов, казнившие и миловавшие по своему усмотрению. Основными судебно-следственными органами, действовавшими в ходе восстания, были специально созданные по указам Екатерины II секретные следственные комиссии в Казани, Оренбурге и Яицком городке.

Павел Сергеевич Потемкин

В соответствии с рескриптом Екатерины II от 29 ноября 1773 г. была учреждена Казанская секретная комиссия. Ее члены подчинялись генералу А.И. Бибикову и приехали в Казань в его свите.

После смерти Бибикова указом императрицы от 26 апреля 1774 г. комиссия была подчинена казанскому губернатору Я.Л. Бранту.

Когда надежды на скорое подавление бунта не оправдались, а поток арестантов продолжал расти, встала необходимость назначить на пост начальника комиссий специального человека. Выбор Екатерины пал на генерал-майора П.С. Потемкина.

Потемкин прибыл в Казань в ночь на 8 июля — перед самым нападением Пугачева. Вместе с членами секретной комиссии он расположился в Казанской крепости, в доме архиерея Вениамина3. Тюрьма для подследственных находилась в форштадте4. 12 июля тюрьма была захвачена пугачевцами и заключенные выпущены на свободу.

Генерал П. Панин, принимая новое назначение, требовал абсолютной власти на вверенной ему территории, которая включала в себя Казанскую, Оренбургскую и Нижегородскую губернии. Однако Екатерина II не подчинила ему секретных комиссий. Зная характер Панина и его взгляды относительно так называемой черни, она старалась указать ему, что всякая жестокость ей ненавистна. «Намерение наше, — писала она Панину 29 июля — в поручении вам от нас сего государственного дела не в том одном долженствует состоять, чтоб поражать, преследовать и истреблять злодеев, оружие против нас и верховной нашей власти восприявших, но паче в том, чтоб поелику возможно сокращая пролитие крови заблуждающих, кое для матерняго и человеколюбиваго нашего сердца столь оскорбительно, возвращать их на пути исправления»5.

Не в интересах Екатерины было вызывать новые потоки крови, неизбежные в случае жестокого наказания взбунтовавшегося народа. Это нанесло бы ущерб международной репутации императрицы, созданной и поддерживаемой весьма искусно. Чтобы сохранить реноме заботливой и справедливой правительницы, следовало всеобщее негодование народа, выданное за выступление кучки разбойников и бездельников, успокоить как можно скорее и без лишнего шума. Похоже, Панин не вполне понимал это. Он усердствовал в отведенных пределах, казнив и телесно наказав 8329 человек6.

Петр Иванович Панин

Между Паниным и Потемкиным сложились недружественные отношения, в связи с чем в их поступках витал дух соперничества. Фактически территории, охваченные восстанием, были разделены на две сферы влияния. Если центральные губернии находились под безусловной властью главнокомандующего, то Башкирия была вверена Потемкину. Методы двух генералов заметно различались. Панин действовал методом насилия и устрашения и полагался в основном на военную силу. Его оппонент был более дипломатичным. 10 августа Потемкин писал башкирам: «...А мне препоручено от ея императорскаго величества усмирение сего краю, а равно и башкирскаго войска. Я уже объявлял всем увещевательные листы, дабы каждой прегрешивший пред помазанницею своей, великой императрицы, пал к ея священному престолу с повиновением. Милосердие ея величества отверзало доныне врата щедрот и твердо обещано было раскаявшимся преступникам помилование. Я сие уведомление творю, что ежели башкирский народ усмирится и пришлет ко мне старшин своих, дабы я мог их представить пред лице монархине с повиновением их, тогда отпустятся им вины, и спокойствие жизни они иметь будут. Напротив того, ежели октября до первых числ они не усмирятся, и не пришлют своих старшин ко мне, 10000 запорожских казаков и столько же арнаутов готовы для раззорения земли их и для истребления бунтующих»7.

В другой раз Потемкин пустился на откровенную лесть, заявив: «...не гнусно ли для славного башкирского войска с разбойником и сущим злодеем Пугачевым иметь сообщение»8.

А вот обращение Панина: «...Всех тех, кто к его возмущениях преклонялся и к нему предавался, я сим в последние башкирскаго народа всем старшинам и обществу объявляю, чтоб все и каждой из них кто был, или теперь есть облещенной и обманутой сего презрительного злодея прелестию и дерзал, или и еще дерзает изменять в подданической верности своей законной государыне и Российской империи, тот бы и все те, с получения сего, тотчас возвратились из своего заблуждения в усердную верность и всеподданическую должность к ея императорскому величеству, нами законно владеющей великой государыне Екатерине Алексеевне. И в знак своего истинного покаяния и подданического повиновения, во-первых, главнаго между башкирским народом теперь возмутителя Салаватку с сыном, поймав, отдали ближайшему из подчиненных мне войск военноначальнику. И при всех тех селениях, которыя или и из которых жители дерзали бунтовать противу владеющей своей государыни, поставили и впредь до повеления не снимали виселицы и колесы, на которых карать и казнить всех тех злодеев, кои между вами дерзнут еще возмущении производить и неповиновении учрежденным начальствам делать... Но естли кто дерзнет остаться в ослушании сего, то те да будут уверены сим моим словом, что прежде, нежели еще ожидать могут, прибуду я к ним с того рукою и победоносным оружием, от которых и самыя крепкия Бендерския стены, на кои вся махометанская держава надежду полагала, не устояли и были разрушены, город весь в пепел обращен, жители его те только при животе своем остались, которыя предались в плен. И тогда ж весь тот башкирский народ, который сему не повинуется мужеск пол до самых младенцов будет растерзан лютейшими смертями, жены, дети и земли их все без изъятия розданы в рабство и владение пребывшим в верности ея императорскому величеству российским подданным»9.

Подвешивание за ребро

Что касается виселиц, колес и «глаголов», то они были сооружены по всей Башкирии и простояли до 1775 года. Отношения между Паниным и Потемкиным сделались враждебными после поимки Пугачева. 15 сентября предводитель восстания своими сообщниками был привезен в Яицкий городок. Здесь его принял капитан С.И. Маврин, чиновник секретной комиссии, человек Потемкина. Последний потребовал, чтобы Пугачев был немедленно доставлен в Казань. На следующий день в городок прибыл генерал А.В. Суворов. Панин приказал Суворову привезти Пугачева в Симбирск, что и было исполнено. «С сожалением усмотрел я, — писал П.С. Потемкин Маврину, — что Пугачев взят из рук ваших»10.

Мало того, что важный пленник уплыл из рук, вскоре Потемкин получил от своего соперника выговор за то, что осмелился о поимке «злодея... доносить ея Величеству прямо и мимо того, кому главное начальство по высочайшей Ея воле препоручено...»11. Потемкин не преминул пожаловаться императрице. Для снятия допросов пришлось ему ехать в Симбирск. Очевидец П.С. Рунич в своих «Записках» так описывает встречу трех известных истории личностей: «Нашел я у графа в кабинете одного только генерал-майора Павла Сергеевича Потемкина, приехавшего накануне из Казани. Спустя минут пять вошел в оный генерал-поручик Александр Васильевич Суворов, которого граф встретил с восторгом и приветствовал его с величайшими похвалами за все его подвиги и действия относительно поимки Пугачева. За это генерал-поручик Суворов чуть-чуть не с поземельными поклонами благодарил графа. Но генерал-майор Потемкин с особой скромностью слушал сии похвалы, а при том смотрел на поклоны генерал-поручика Суворова с неким недоумением и тайною улыбкою».

«...Всего горше, — жаловался 2 октября Потемкин, — всемилостивейшая государыня, что при самом первом свидании господина генерал-поручика Суворова и моего, его сиятельство удостоил пред целым народом изъяснить благодарность господину Суворову, священным именем вашего величества и всей империи яко Суворов поймал злодея Пугачева, с такою холодностию ко мне изъявляемая, что не трудно было видеть в нем внутренную ко мне досаду. Может быть сие происходит от того, что не скрыл я от его сиятельства каким образом в самом деле злодей был пойман, а господин Суворов не устыдился при всех зрителях целовать шесть раз в руки и в полы одобрителя...»12.

Интрига между двумя генералами сыграла благую роль для башкирского народа.

Старшины, прибывшие в Казань по требованию Потемкина, избежали наказания. Всего к Потемкину приехало более 200 старшин. Основная часть была отпущена домой с билетом. Некоторых Потемкин направил в Симбирск для «лицезрения» Пугачева, который содержался при Панине с 1 по 25 октября. Караная Муратова, наиболее активного участника восстания, он отправил в Москву, «чтоб видел под стражею и в узах того, коего идолом они представляли, а потом бы и казни был мнимаго идола своего, злодея Пугачева, очевидным свидетелем»13.

Копия

Сиятельнейшему графу
высокородному и высокопревосходительному
господину генерал-аншефу и трех российских
орденов кавалеру Петру Ивановичу Панину
Оренбургской губернской канцелярии от
экспедиции иноверческих и пограничных дел

РАПОРТ

Из подносимой при сем ведомости изволите ваше сиятельство усмотреть, что определенной по высочайшему Ея императорскаго величества указу с башкирского народа за штрафных лошадей денежной збор приходит уже ко окончанию, коего сумма хотя и должна собрана быть за четырех тысяч лошадей по самой большой цене, то есть по 25 рублей за лошадь, сто тысяч рублей, как то по числу дворов и расположено было с пяти дворов лошадь, а деньгами с каждого двора по пяти рублей. Только во время збора оказалось из них башкирцов не малое число таких, кои в бывшие обстоятельства пребыли в непоколебимой верности, а инныя были на службе, кои от того штрафа изъяты, за выбылью коих и осталось их башкирцов числом по Уфимской провинции 13 409, да по Исетской 3555, итого 16 964 двора, с коих полагая с пяти дворов по лошади и причлось собрать 3392, а деньгами 84 820 рублей. И так против определенного количества недостает по обоим провинциям 608 лошадей, а деньгами 15 180 рублей. Из коих по расположению причтется еще по 90 копеек на каждой двор.

Но ежели тот збор с них башкирцов повторить, то по состоянию сего легкомысленного и постоянного народа опасно, как бы оной не впал в размышление и в предосудительные поступки: ибо по поводу сего с них збора и употребления на службу некоторыя в них роптания уже и происходят. А как сей збор сперва полагаем был из их собственных лошадей, а в случае не имения оных деньгами от 20 до 25 рублей. Итак, ежели цену полагать первую от дватцати рублей, то оная сумма с гораздым уже превосходством собрана быть может, которою, кажется, не только драгунския, пикинерныя и казачьи, но и карабинерныя в здешнем краю находящияся полки удовольствовать будет достаточно. Того ради, по уважении вышеписанного и что башкирской народ прошедшей зимы от падежа лошадей их весьма раззорился, в реченной экспедиции разсуждено к вашему сиятельству представить, не повелено ль будет тем збором удовольствоваться. А недостающее в полное число збором с них башкирцов оставить, которое награждено будет впредь при зборе по предписанию вашего сиятельства с протчих сих уездов иноверцов. И так сия экспедиция имеет на сие ожидать непродолжительной резолюции, не вступая до получения оной в другое расположение и збор.

Иван Рейнсдорп
Петр Рычков

Из Оренбурга
Августа 10-го дня 1775 года.

РГАДА, ф. 1274, д. 196, л. 354—354 об.

Уступая настояниям Панина, Екатерина II издала именной указ от 19 февраля 1775 г. о сборе 4000 лошадей с башкирского народа в виде штрафа за участие в восстании14.

17 марта 1775 года был обнародован манифест императрицы, предававший пугачевский бунт «На вечное время забвению и глубокому молчанию». Приговоренные к смертной казни ссылались на каторгу, осужденные к членовредительным телесным наказаниям избавлялись от наказания и ссылались на поселение, казенные и частные имущественные иски отменялись, все виселицы, колеса и «глаголы» подлежали уничтожению15.

Примечания

1. Дубровин Н.Ф. Указ. соч. — Т. 3. — С. 48—49.

2. ГАОО. — Ф. 3. — Д. 138. — Л. 110.

3. Пинегин М. Казань в ея прошлом и настоящем. — СПб., 1890. — С. 231.

4. РГАДА. — Ф. 6. — Д. 507. — Ч. 4. — Л. 380.

5. Дубровин Н.Ф. Указ. соч. — Т. 3. — С. 144.

6. Овчинников Р.В. Источники изучения социального состава повстанческих отрядов Е.И. Пугачева. // Народы в Крестьянской войне 1773—1775 гг. — Уфа, 1977. — С. 123.

7. Крестьянская война... — С. 224.

8. Там же. — С. 209.

9. Там же. — С. 242.

10. Дубровин И.Ф. Указ. соч. — Т. 3. — С. 283—284.

11. Пугачевщина. — Т. 3. Док. — № 165.

12. Грот Я.К. П.С. Потемкин во время Пугачевщины. // Русская старина. — 1870. — Т. 2. — С. 410.

13. Крестьянская война... — С. 274.

14. Крестьянская война... — С. 295.

15. Полное собрание законов Российской империи 1. — СПб., 1830. — Т. 20. — № 14275. — С. 85—86.