Находившийся в Омске командующий войсками Сибирской пограничной линии генерал-поручик И.А. Деколонг получил уведомление о начавшемся бунте 14 октября от де Фейервара. Тотчас он отдал распоряжение об отправке к границам Оренбургской губернии 14-ой и 10-ой легких полевых команд; первой из Петропавловска, второй из Омска, под общим командованием генерал-майора С.К. Станиславского. Вслед должны были выступить оставшиеся три команды: 11-я — из Имышева, 12-я — из Усть-Каменогорской; 13-я — из Кузнецка. Сам Деколонг направился к Троицкой крепости, куда и прибыл 25 октября. Он послал Рейнсдорпу предложение задержать в Верхне-Озерной корпус А. Корфа до прибытия 14-ой и 10-ой команд1.
В своем ответном письме от 27 октября оренбургский губернатор рекомендовал не спешить с отправкой помощи. Деколонгу рекомендовалось лишь прикрыть крепостные линии вдоль Яика, оголенные Корфом, и расположить войска в Орской и Троицкой крепостях. Как иронизирует историк Дмитриев-Мамонов, Рейнсдорп решил оставить за собой славу усмирителя мятежа2.
Однако неблагоприятные события, последовавшие в начале ноября, заставили его переменить свое решение. 16 ноября он уже просил отправить Станиславского с двумя легкими полевыми командами в Зилаирскую крепость, «где б обще с тамошнею гарнизонною командой чинил следующее: 1-е, по сношению с Уфимскою провинциальною канцеляриею, протчих внутренних башкирцов от худых их предприятий удерживал; 2-е, прилежащия ко оной заводы предохранял; 3-е, ежели б помянутый злодей обратился внутрь Башкирии, в таком случае учинил над ним поимку, а между тем находящихся в толпе злодейской башкирцов, жен и детей в жилищах их тревожил, дабы, услыша о том, мужья их могли от злодейства их воздержаться...»3.
Станиславский в начале ноября прибыл в Верхояицкую крепость. 5 ноября находившийся в крепости товарищ исетского воеводы премьер-майор В.И. Свербеев просил его выступить к Зилаирской крепости. С этой же просьбой обратился Ступишин4.
Генерал направился в сторону Кизильской крепости. В его распоряжении находились 14-ая легкая полевая команда с 4 пушками, 2 гарнизонные роты с 3 пушками и одна тобольская гренадерская рота, всего 962 человека5.
14 ноября он отправил на разведку в сторону Зилаирской крепости отряд капитана Лукьянова. Проехав 100 верст, в деревне Талапаево (Тавлыкаево?), у реки Сакмары, Лукьянов встретил пикет башкир из команды старшины Бурзянской волости Биктимира Мутаева. Произошел мирный разговор. Башкиры сообщили, что у Сакмары стоит их отряд в 2300 человек, и что они в скором времени ожидают с реки Яика еще башкир, «весьма довольное число». Повстанцам было известно о движении Станиславского. Через Лукьянова они передали, чтобы он не шел к Зилаирской крепости, «не то ему там худо будет»6.
Похоже, генерал внял совету. Оставив без помощи Долгоносова и Гагарина, он направился к Орской крепости, куда и прибыл 21 ноября. Это была одна из лучших крепостей на Яике.
Выше мы писали о том, что генерал, узнав о гибели майора Заева, отказался от похода к Оренбургу и остался в Орской. Здесь он и просидит почти полгода без всякого движения.
Разгром генерала Кара был страшным ударом для государства. Уверенность народа в прочности власти была основательно поколеблена. Успех Пугачева имел крупные последствия. Восстание начинает стремительно распространяться вокруг. В середине ноября театр основных событий перемещается на территорию Башкирии.
Уфимские власти лихорадочно готовились к отражению бунтовщиков.
Еще 11 октября казанскому губернатору был отправлен рапорт с просьбой прислать отряд в 500 человек7.
18 ноября в Казань выехал прокурор Н.С. Зубов. Брант прислал в помощь небольшую команду казанского батальона с одной пушкой во главе с капитаном И.Н. Богдановым.
В первую очередь следовало ожидать нападения на Стерлитамакскую пристань, поэтому Богданова направили туда8. Его однофамилец, воеводский товарищ П. Богданов, передав дела майору Н. Голову, 12 ноября возвратился в Уфу. Кроме Голова на пристани находился «у соляных дел командир» майор И.К. Маршилов. 16 ноября Маршилов просил разрешения Уфимской провинциальной канцелярии вывезти из пристани движимое имущество.
Башкиры, недавно прибывшие из отдаленных волостей, были расквартированы следующим образом: 600 человек в деревне Ашкадар, 250 чел. в д. Стерля. В окрестностях пристани патрулировали два разъезда по 100 человек. В самой пристани стоял пикет в 50 чел9. Около 4 тысяч пугачевцев появились у стен пристани в ночь на 19 ноября*.
Отрядом предводительствовал старшина Каскын Самаров. Накануне на сторону повстанцев, пришедших из-под Оренбурга, перешли около тысячи башкир, расквартированных в окрестностях пристани. При виде многочисленного башкирского войска на пристани поднялась паника. Голов и Маршилов в сопровождении нагайбакских казаков, а также «верные» башкирские старшины Кулый Балтачев и Шарип Кииков бежали в Уфу. Стойкость проявил капитан Богданов. Вместе с другим капитаном, А. Гуровым, он остался защищать пристань. В течение десяти дней они отбивали атаки башкир. Лишь только когда были расстреляны все боезапасы, они решили капитулировать. Богданов со своей командой был отконвоирован в Берду. 2 декабря в Каргалинской слободе капитан был представлен Пугачеву и вместе со своими солдатами определен на службу10.
В конце ноября часть отряда, осаждавшая Стерлитамак, подступила к Богоявленскому заводу и Табынску**.
Богоявленский медеплавильный завод принадлежал известным предпринимателям Твердышеву и Мясникову. На нем работало 820 душ мужского пола11.
Рабочий поселок состоял из 350 дворов. Около завода стояла «обнесенная заплотами крепость недурная»12.
Судя по показаниям отставного прапорщика Ф.М. Аничкова, защищавшего завод с отрядом в 200 человек, здесь произошли следующие события:
К заводу подъехали 500 башкир под предводительством старшины Канбулата. Башкирские старшины Абдулкарим и Баязит, вопреки требованиям Аничкова «быть в готовности к сопротивлению той толпе», самовольно ушли на «переговорку». Возвратясь, они заявили, что «противу своей братьи вооружаться они не станут и завода защищать не будут». Затем они увезли своего командира к Канбулату. Узнав, что Аничков из дворян, «Канбулатка закрывав на него бранными словами говорил: «Наш государь Петр Федорович приказал весь ваш дворянский род искоренить». Аничкова увезли в деревню Изинь-Илгу, где содержали под караулом «дней с десять». Затем его отправили на пристань к Зарубину, который велел остричь его по-казачьи. После отъезда Чики на Воскресенский завод Аничков бежал в Табынск, который вскоре также оказался в руках башкир. Приехавший из-под Оренбурга уфимский казак И.В. Губанов увез его в Чесноковку. Отсюда Аничков был послан в Уфу «объявить самому воеводе, чтоб он без всякого супротивления сдал им город»13.
Обстоятельства взятия Табынска вырисовываются из показаний сержанта оренбургского 1 батальона Н.Л. Катанского, командированного из Оренбурга в Табынск «для приема и продажи казенной соли»14.
Вначале несколько слов о самом Табынске. Табынск построен в 1736 году на месте разоренного башкирами в 1734 году Соловарного городка. По свидетельству путешественников П.И. Рычкова и Фалька, являл собой крепость с земляным валом, палисадом с тремя башнями, опоясан рвом. Гарнизон насчитывал 100 казаков и полроты солдат. Количество дворов около 200. В 1771 году имелось жителей греко-российского исповедания 916 человек мужского и столько же женского пола.
Пугачевские полковники Каскын Самаров и Канбулат Юлдашев подступили с 4 тысячами башкир. Воеводе капитану Андрею Моисееву и казацкому атаману Ивану Козырскому были направлены «лжесоставленные увещания, чтоб они со всеми жителями склонились в подданство к государю Петру Федоровичу с таким при том устращиванием, что если не склонятся, то весь город выжгут и жителей переколют».
Первые два дня повстанцам отправляли скот. На третий, по требованию старшин, воевода и атаман вышли на переговоры. Обратно вернулся один воевода. На четвертый день воевода опять выходил на переговоры и был задержан.
Вероятно, оба были увезены в Берду. Секунд-майор И. Маршилов в своем рапорте в Сенат от 20 июня 1774 года сообщал, что Моисеев был застрелен15.
Башкиры, оставив в городе командиром есаула Кузнецова, ушли дальше. Через 4 дня в Табынск пришли крестьяне Богоявленского завода и разграбили дома воеводы, атамана и других зажиточных людей. Еще через неделю появился И. Губанов с 40 заводскими крестьянами и, переночевав, отправился в Уфу. Спустя три дня после Губанова приехал «с толпою и пушками злодей Чика».
После Табынска башкиры разделились на две партии: одна направилась к Уфе, другая через Архангельский и Куряковский (Симский) заводы — на Урал16.
В те годы Уфа являлась административным центром одноименной провинции, входившей в состав Оренбургской губернии. Провинция управлялась воеводой. В городе находилось одно из центральных губернских учреждений — Оренбургское горное начальство.
В Уфе насчитывалось около 900 дворов, в которых жило 5770 человек. Старые крепостные постройки изрядно обветшали, однако остатки стен и рвов могли еще служить укрытием. Для въезда и выезда имелось 6 ворот. Уфимцы основательно подготовились к обороне. По периметру было устроено 13 пикетов и одна подвижная пушечная батарея, на которых было поставлено 1120 человек при 20 пушках. Общее число боеспособных мужчин достигало 1718 человек. Река Белая на всем течении близ города была очищена ото льда и образованные полыньи служили дополнительной защитой.
Для устрашения населения городские власти 14 октября совершили первую публичную «казнь». На площади, у позорного столба, при стечении народа были сожжены пугачевские манифесты17. Вероятно, это были бумаги, захваченные у Исая Рыжикова.
27 ноября Уфимская провинциальная канцелярия доносила в Сенат и казанскому губернатору следующее: «23 сего чрез возвратившихся для отыскания безвестно пропавших с разъездного пикета, учрежденного для предосторожности от набегов известной злодейской толпы казаков четырех человек отставного вахмистра Каловского с командою уведомлены, что башкирцы уфимского уезду большими толпами под самым уже городом и не более как десяти верст разъезжают на лошадях верхами, и проезду никуда не дают. А кто попадется едущие от сель из города, тех всех ловят, грабят, бьют, мучат и до смерти побивают. А состоящие подгородные деревни совсем разоряют. А при том из ево Каловского команды отхвачено в их башкирское злодейское собрание еще казаков же четыре человека. И так здешней город Уфа от сих злодеев состоит в блокаде, и осталось ожидать их башкирского скорого нападения и на самой город Уфу...»18 ***
24 ноября в Уфе стало известно, что крестьяне села Чесноковки встретили башкирский отряд в 400 или 500 человек, наложив сани четыре воза печеного хлеба. Повстанцы, окружив Уфу, расположились в Чесноковке, Юрмаше и Богородском. Командирами отдельных отрядов были пугачевские полковники Канбулат Юлдашев, Ибрагим Мрясов, Тура Ишалин, Ибраш Уразбахтин, Абдусалим Мамеделин, Кутлучура Саитмамбетев, Каранай Муратов19.
Жители всех окрестных деревень приводились к присяге «Петру Федоровичу». Им объявлялось, что отныне они люди не боярские, а государевы. Таким образом, мы видим, что пугачевские указы освобождали крестьян от крепостной зависимости.
30 ноября башкиры и чесноковские крестьяне, подъехав к городу, потребовали выдать им коменданта Мясоедова и воеводу Борисова и сдать город. На следующий день требования повторились.
Первая стычка произошла 4 декабря у соляной пристани. Уфимцы, выйдя в 4 часа утра по Казанской дороге на противоположный берег Белой, внезапно напали на повстанцев. Убили несколько человек, а пятерых захватили в плен. Ожидая следующего нападения, Каранай Муратов и Ибраш Уразбахтин стали собирать у Вавиловского перевоза жителей окрестных деревень и башкир, живущих близ Демы.
8 декабря старшина К. Самаров передал жителям города пугачевский указ и потребовал сдачи города. Приблизительно 18 декабря в Чесноковку приехал яицкий казак Иван Зарубин. Он именовался титулом «Высокографское сиятельство, казацкого войска господин главный предводитель Иван Никифорович Чернышев».
Наделив Зарубина широкими полномочиями, Пугачев поручил ему возглавить движение в Башкирии. Со временем, по мере расширения территории, охваченной восстанием, власть «графа Чернышева» распространится на огромную область. Его «вторая армия» будет значительно превосходить по численности «главную армию», действующую под Оренбургом.
19 декабря Зарубин отправил в Уфу табынского подканцеляриста Семена Блинова с требованием сдать город20. На следующий день около двух тысяч башкир, татар, русских со стороны села Богородское приблизились к Сибирскому пикету. Их встретили пушечным огнем. После пятичасовой перестрелки пугачевцы отступили. 21 числа было совершено нападение с запада на Фроловские и Ильинские ворота. Повстанцы увезли 300 возов городского сена. На следующий день в шестом часу утра город подвергся нападению со всех сторон. Бой продолжался до двух часов дня.
23 декабря Зарубин, собрав все свои силы — 10 тысяч человек, — предпринял генеральный штурм. Наступление началось в 7 часов утра. Повстанческая артиллерия обстреливала город с двух сторон: с юга, через реку Белую, и с востока, с гор, напротив Дудкинского перевоза. Городская артиллерия действовала по всему периметру. Спустившись с гор, повстанцы сначала напали на Московский пикет, затем большими силами обрушились на Усольский пикет, находившийся на юго-восточной окраине города.
Здесь произошел решительный бой. Уфимцами руководили полковник Мясоедов и майор Пекарский, нападавшими — сам Зарубин. В третьем часу дня повстанцы были опрокинуты и бежали, бросив 2 пушки. Зарубин едва не попал в плен. С этого дня он целый месяц не предпринимал под Уфой активных действий и ограничивался блокадой города. Есть свидетельства о том, что Зарубин просил Пугачева прибыть в Уфу «для взятия»21.
Историк XIX века Д.А. Анучин так описал обстановку в Уфе и Чесноковке: «Содержать пленных в городе было не безопасно, продовольствие их тоже было затруднительно. Решено было отделаться от пленных посажением их в «тайную тюрьму». На льду реки Белой выстроили избу, внутри которой вырубили лед, под самые стены, так что вся внутренность была сплошною полыньей. Кто раз переступил порог этой тайной тюрьмы, тот уже не возвращался более. Большинство пленных, захваченных во время блокады Уфы, не избегли этой тюрьмы.
В таборе пугачевцев в селе Чесноковке происходило беспросыпное пьянство. Вино, хлеб, деньги, молодые женщины и девушки привозились из окрестностей, если их на месте оказывалось недостаточно. Разгулу не было границ... Около квартиры Чики выставлены были две виселицы. Донесения к Пугачеву посылались через каждые два дня с конными башкирцами. Ответы самозванца читались всегда на улице на общем сходе...»22.
В те голодные зимние дни в Уфе родилась поговорка: «Стоит Уфа на горке, а хлеба ни корки».
Примечания
*. Подлинные обстоятельства взятия Стерлитамакской пристани оставались до сих пор неизвестными. Так историк М.И. Минеев, автор недавно изданной книги «Стерлитамак. Страницы истории», касаясь этой темы, ссылается на ошибочные сведения А.С. Пушкина и Н.А. Гурвича. Согласно этим сведениям, Стерлитамак был взят атаманом Хлопушей в 1774 г. Историк В.В. Мавродин считает, что пристань была взята отрядом И.Н. Грязнова, что также не соответствует действительности.
**. В. Мавродин пишет: «...Приезд Рыжикова на Богоявленский завод сыграл свою роль. Подготовленные манифестом крестьяне радушно встретили отряд пугачевцев, прибывший сюда вслед за Рыжиковым. Есть основание предполагать, что, возглавляя эту партию, симбирский купец Иван Никифорович Грязнов, который, овладев Стерлитамакской пристанью на р. Белой, присоединил к восстанию крестьян Богоявленского завода, прошел Табынск и поднял население Архангельского завода»23. Исай Рыжиков, крестьянин Воскресенского завода, появился в этой местности с пугачевскими манифестами за месяц до описываемых событий. Он был схвачен и 14 октября доставлен в Уфу24. Таким образом, связи между его неудавшимся предприятием и описываемыми нами событиями не существовало. К тому же, как мы увидим ниже, версия Мавродина не соответствует реальным событиям. Эту ошибочную версию, в частности, используют в своей книге краеведы Гудковы25.
***. Н.Ф. Дубровин и А.И. Андрущенко, опираясь на сведения Р. Игнатьева, пишут, что первые повстанцы появились под Уфой 1 октября, что, разумеется, не может соответствовать действительности26.
1. РГВИА. — Ф. 20. — Д. 1240. — Л. 115—115 об.
2. Дмитриев-Мамонов А.И. Указ. соч. — С. 9.
3. Крестьянская война... — С. 52.
4. РГАДА. — Ф. 110. — Д. 3. — Л. 226.
5. Там же. — Л. 89 об., 90.
6. РГВИА. — Ф. 20. — Д. 1231. — Л. 154—155 об.
7. РГАДА. — Ф. 1100. — Д. 3. — Л. 16; — Д. 7. — Л. 394 об.
8. Там же. — Ф. 6. — Д. 426. — Ч. 1. — Л. 34 об.; Д. 507. — Ч. 5. — Л. 547.
9. Там же. — Ф. 1100. — Д. 7. — Л. 396 об.
10. Там же. — Ф. 6. — Д. 507. — Ч. 5. — Л. 547—549; РГВИА. — Ф. 20. — Д. 1231. — Л. 342.
11. Андрущенко А.И. Указ. соч. — С. 328.
12. РГАДА. — Ф. 1100. — Д. 8. — Л. 114.
13. Там же. — Ф. 6. — Д. 507. — Ч. 5. — Л. 146 об. — 151 об.
14. Там же. — Ф. 349. — Д. 7410. — Л. 10—11 об.
15. ГАОО. — Ф. 3. — Д. 138. — Л. 116—116 об.
16. РГАДА. — Ф. 6. — Д. 634. — Л. 25—28.
17. Игнатьев Р.Г. Осада Уфы (эпизод из истории Пугачевского бунта). // Памятная книжка Уфимской губернии. — Уфа, 1873. — Ч. 2. — С. 109.
18. РГАДА. — Ф. 6. — Д. 504. — Ч. 1. — Л. 168.
19. Игнатьев Р.Г. Осада Уфы. — С. 107—108; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. — Т. 2. — С. 314; Андрущенко А.И. Указ. соч. — С. 140.
20. Там же. — Ф. 6. — Д. 443. — Л. 4.
21. Там же. — Д. 507. — Ч. 3. — Л. 227 об.
22. Анучин Д.А. Действия Бибикова в Пугачевщину. — № 9. — С. 521—522.
23. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. — Т. 2. — С. 261.
24. Крестьянская война... — С. 38.
25. Гудков Г.Ф., Гудкова З.И. Из истории южноуральских горных заводов XVIII—XIX веков. — Уфа, 1985. — Ч. 1. — С. 96—97.
26. РГАДА. — Ф. 1100. — Д. 7. — Л. 397 об.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |