Я обещаю по данной мне власти от ея императорского величества, кто сего злодея и бунтовщика поймает и приведет живаго, дать награждение 30 тысяч рублей не мешкая ни минуты, а кто его убьет и привезет тело его — дать 5000 р.
Из объявления П.С. Потемкина.
I
В своей борьбе с крестьянской войной правительство использовало не только силу оружия, но пускало в ход и провокации, лживые обещания и подкупы. Местная администрация и главнокомандующие неоднократно обращались к населению от имени императрицы с печатными объявлениями о выдаче Пугачева. Они также посылали в лагерь восставших людей с заданием убить или связать Пугачева. При этом вознаграждение, назначаемое за поимку вождя крестьянской войны, все увеличивалось и достигло под конец огромной для того времени суммы в 30 тысяч рублей.
Объявления эти не имели однако успеха, а посланцы правительства (Хлопуша, Перфильев, Герасимов) переходили на сторону восставших. Народ любил и зорко охранял Пугачева. Но среди яицких казаков нашлась группа, предавшая предводителя крестьянской войны.
Коварная измена и предательство, совершенные заговорщиками из яицких казаков, готовились заранее, они имеют свою историю и причины.
Среди 800 рядовых яицких казаков, подавляющее большинство которых самоотверженно участвовали в движении, находилась небольшая группа (30—40 человек) зажиточных людей, связанных крепкими узами с верхушкой Яицкого войска1.
Обстоятельства сложились так, что эти люди вынуждены были принять участие в движении, играя в нем иногда даже видную роль (Творогов, Чумаков, Федульев и др.). Но по существу им было не по пути с народными массами.
Относясь часто с нескрываемым презрением к рядовым участникам движения2, старшинские отпрыски и будущие заговорщики не расставались с мыслью о том, чтобы предать Пугачева. Так уже после мартовского поражения пугачевской армии под Татищевой крепостью Григорий Бородин и Морунов пытались выдать Пугачева в руки правительства. Заговор Бородина и Морунова не встретил поддержки среди рядового казачества и вовремя был разоблачен казаком Горловым. Заговорщики бежали в Оренбург. Впоследствии выяснилось, что о предательских планах Бородина знали и не сообщили Пугачеву «главный словесный судья» Максим Шигаев и начальник артиллерии Федор Чумаков3.
С отступлением Пугачева в Башкирию и по мере удаления его от территории, занимаемой Яицким войском, количество яицких казаков, находившихся в его армии, сократилось с 800 до 250 человек; роль их в движении значительно уменьшилась, и среди части казачества началось недовольство. «Идучи еще в Казань, — показывает Долгополов, — случалось ему замешаться между толпы простых казаков, которые говаривали между собою: «Долго ли нам волочитца из места в место. От домов своих отстали и всякий день нас убавляетца: инова убьют, другой потонет, а иные пропадают [без вести] и казнят. И так нас переведут, что на Яике ни кого не останетца». А другие под те слова сказывали: «Да вот государь [Пугачев] сказывал, что государыня дает тридцать тысяч [тому], кто его живого в Петербург приведет»4.
В связи с повсеместными успехами восстания, наступившими с переходом Пугачева на правый берег Волги, предатели на время отложили осуществление своих замыслов. Но после ухода Пугачева из районов Среднего Поволжья в направлении Саратова, когда для многих было очевидно, что крестьянская война обречена на неудачу, заговорщическая деятельность Творогова и Чумакова оживилась.
Для такого гнусного и подлого поступка, как предание вождя крестьянского движения в руки правительства, заговорщикам необходимо было найти какие-то оправдания и в собственных глазах и в глазах окружающих. Около Саратова Творогов рассказал сначала Дубровскому, а затем Чумакову «как важную новость» вещь, давно известную и Творогову и другим участникам движения. «Что, Федор Федотыч? — обратился Творогов к Чумакову, после того как Пугачев отказался подписать свой указ к донским казакам, — худо наше дело! Теперь я доподлинно уверился, что он (то есть злодей) не знает грамоте, и, верно, не государь он, а самозванец».
Считая себя «жертвами обмана», Творогов и Чумаков, тогда же «рассуждали» о том, «каким бы образом арестовать его [Пугачева]». Но они «не находили средства начать такое дело, боялись открыться в том другим» и «условились таить сие до удобного случая».
Окончательное поражение Пугачева и бегство его в заволжские степи явилось «удобным случаем» для совершения чудовищного предательства, подготовлявшегося заранее.
Изменники вышли из рядов яицкого казачества. Но было бы неправильно из-за этого опорачивать его роль в крестьянской войне 1773—1775 гг. Яицкие казаки, принявшие участие в восстании, выделили из своей среды таких видных и преданных движению организаторов и смелых полководцев крестьянской войны как Зарубин-Чика, Овчинников, Перфильев, Давилин, Почиталин, Ульянов и других. Рядовые яицкие казаки вместе с крепостными и заводскими крестьянами и угнетенными национальностями мужественно сражались в рядах восставших. И многие из них, кто в открытом бою, а кто в царских застенках и на виселице доблестно отдали свою жизнь в борьбе против крепостного рабства.
II
Потерпев поражение под Сальниковой ватагой, Пугачев бежал с отрядом в 400 человек вниз по течению Волги. В 17 верстах от Черного Яра отряд остановился для отдыха на берегу Волги. Пугачев справлялся о дороге на Моздок. Яицкие казаки (их было около 200 человек) не соглашались итти на Терек. Они предлагали, переправившись на левый берег Волги, пробираться (по «черням и ватагам») к устью Яика. Пугачев согласился и говорил казакам, что по приходе на Яик он поведет их «через Трухменский кряж в Персию». На берегу оказалось несколько мелких судов, а неподалеку плавали рыболовы, с помощью которых отряд переправился на остров, разделявший Волгу на два рукава. «На сем месте, — показывает Творогов, — кормили мы лошадей, так как и сами ели и отдыхали». Пугачев «печалился о потерянии всей артиллерии и столь многочисленной своей толпы, которая почти равнялась под Казанью бывшей».
Вскоре на правом берегу показались правительственные войска. Отряд покинул остров.
Переправившись вплавь на левый берег реки, Пугачев ушел с остатками своего отряда в полупустынные и безлюдные степи.
Для его преследования в разные стороны Заволжья было немедленно направлено несколько правительственных отрядов.
С другой стороны, для поисков Пугачева были посланы отряды из Яицкого городка и Астрахани. Весь правый берег Волги от Сызрани и до Черного Яра был охвачен правительственными войсками, зорко охранявшими большие дороги и переправы через Волгу.
П.С. Потемкин, опасаясь бегства Пугачева на Кубань, отправил к кабардинцам воззвание о его поимке и выдаче правительству, обещая за живого 30 тысяч, а за мертвого 5 тысяч рублей.
Начальники правительственных отрядов, несмотря на стужу, бескормицу и дождь, безуспешно рыскали по заволжским степям в поисках Пугачева, теряя при этом много людей.
Каждый из них друг перед другом теперь с особым усердием старался поймать Пугачева и доставить его в руки правительства. Но им это не удавалось. Пугачева выдала в руки преследователей измена в его собственном лагере. Зажиточная часть яицкого казачества ценою предательства решила спасти себе жизнь.
На первом ночлеге главари заговора — Творогов и Чумаков — сообщили о своих коварных замыслах хорунжим: Федульеву, Железнову, Арыкову и Бурнову. Последние план одобрили. Было решено не упускать из виду Пугачева и при первом удобном случае обезоружить его и связать.
Между тем, Пугачев, ничего не подозревая, созвал к себе всех яицких казаков на совет и спрашивал их, куда теперь итти. Казаки, ссылаясь на то, что не знают этого, в свою очередь спрашивали Пугачева о его дальнейших намерениях. Пугачев по-прежнему предлагал двигаться к Каспийскому морю или пробираться к «запорожским казакам».
— Нет, ваше величество! Воля ваша, — хоть головы руби, мы, — говорили казаки, — не пойдем в чужую землю! Что нам там делать!
— Ну, да куда же вы думаете? Пойдем тогда в Сибирь, а не то так в Калмыцкую орду к Бамбуру — он за меня заступит.
Но такой маршрут не совпадал с намерениями заговорщиков. Казаки не соглашались итти ни в «чужие земли», ни в Калмыцкую орду, ни в Сибирь, а звали Пугачева поближе к Яицкому городку.
— Нет, батюшка, — говорили казаки-заговорщики притворно, — мы и туда не ходоки с вами. Куда нам в такую даль забиваться? У нас есть жены и дети!
— Ну, да куда ж вы советуете? — говорил сердито Пугачев.
— А мы, — отвечал Чумаков с согласия других заговорщиков, — советуем, ваше величество, идти вверх по Волге и пробраться к Узеням, а тамо уже придумаем, что делать.
«Злодей, — показывает Творогов, — опорачивал сие наше намерение тем, что тут [на Узенях] трудно будет доставать хлеба, и что тут есть опасность от воинских команд, натягивая при том идти вниз». Но присутствующие на совете не соглашались, «почему злодей, хотя и досадовал на упорство наше, но принужден был согласиться идти вверх».
На второй день рано утром отряд двинулся вверх по течению Волги в поисках хлеба и воды. Дорогой заговорщики тайно вербовали себе сообщников из яицких казаков.
Под вечер Пугачев остановился в трех верстах от Волги около «старых калмыцких колодцев», где собирался отдохнуть. Но воды в колодцах не оказалось. Пугачев ушел к Волге и до самой ночи ехал берегом реки.
Яицкие казаки предают Пугачева. — Рисунок худ. В.Ф. Тимма
Изменив маршрут, заговорщики сделали только первый, хотя весьма существенный шаг в выполнении своих предательских планов. Дальше им необходимо было изолировать Пугачева от большой группы преданных ему «разночинцев» из крепостных и заводских крестьян, работных людей, башкир, татар и калмыков, самоотверженно ушедших с ним за Волгу и готовых продолжать борьбу. Эти люди могли помешать аресту. Казаки, согласные на выдачу Пугачева, как показывает Творогов, «опасались одних только разночинцев»... Воспользовавшись доверием и неведением Пугачева, заговорщики легко от них отделались: с его согласия они (под предлогом, что «у многих казаков лошадей нет» и что «трудно доставать воды и хлеба»), отобрали у людей, преданных Пугачеву, оружие и лошадей. Полуголодных и безоружных пугачевцев казаки оставили на произвол судьбы в заволжских степях, а сами направились на Узени. Из «разночинцев» с Пугачевым ушло только несколько крепостных крестьян, башкирец Кинзя Арасланов да татарин Садык Сеитов.
Но среди оставшихся казаков далеко не все были согласны на предательство. Активные заговорщики (их было около 20 человек) искали теперь удобного момента для изоляции Пугачева от общей казачьей массы. Случай не замедлил представиться.
После изнурительного двенадцатидневного похода Пугачев прибыл, наконец, на Узени и остановился лагерем на берегу реки. Казаки, охотившиеся за сайгами, сообщили Пугачеву, что в трех верстах от лагеря живут старики-скитники, у которых они видели дыни. Ничего не подозревая, Пугачев сел на худшую свою лошадь и уехал к старикам за дынями. Вместе с ним, вооружившись шашками, копьями и ружьями, отправились все главари заговорщиков. Около землянок дынь оказалось мало. Старики увели часть казаков на бахчи. С Пугачевым остался Творогов, Чумаков, Бурнов, Федульев и Железнов. Чумаков говорил дерзко и иронически:
— Что, ваше величество? Куда ты думаешь теперь идти?
— А я думаю, — отвечал Пугачев с волнением, — идти по форпостам и, забрав с оных людей, двигаться к Гурьеву городку. Тут мы перезимуем, и, как лед скроется, то, севши на суда, поедем за Каспийское море и тамо подымем орды, — они верно за нас вступятся.
— Иван! обратился Федульев к Бурнову, — что задумали, то затевай!
Бурнов немедля Схватил Пугачева за руки, повыше локтей.
— Что это вы вздумали? На кого вы руки подымаете, — закричал Пугачев прерывающимся от волнения голосом.
Но уже несколько человек бросились на него сразу, сняли шашку, отобрали пистолет и нож, посадили его на лошадь.
Отозвав Творогова, якобы для переговоров, Пугачев стремительно бросился бежать на своей лошади к густому камышу.
Творогов быстро догнал Пугачева и хотел «ухватить его за ворот», но тот изо всей силы ударил плетью лошадь Творогова, отскочившую в сторону сажен на десять.
Между тем два казака с пиками перерезали Пугачеву путь. Пугачев бросился с лошади на землю. Он хотел скинуть сапоги и убежать пешком. К нему подскочил Железнов. Ударом в грудь Пугачев повалил на землю Железнова и пытался вытащить у него саблю. Подоспевшие казаки (Творогов, Федульев и Астраханкин) снова схватили Пугачева, связали ему руки.
В таком виде его привезли к лагерю, где к этому времени, по заранее условленному плану, были обезоружены и связаны преданные Пугачеву казаки (Коновалов, Кузнецов, Кожевников, Маденов), Кинзя Арасланов и Садык Сеитов.
Первая жена Пугачева, Софья Дмитриевна и его двенадцатилетний сын Трофим, «будучи, — показывает Творогов, — самовидцами, что мы его [Пугачева] вязали и содержали под караулом, хотя ничего не говорили, однако ж очень плакали».
Казаки направлялись в городок, куда послали от себя трех человек с известием о выдаче Пугачева. На берегу реки Балыклы они остановились кормить лошадей. Пугачев был безоружен, но веревки с рук у него сняли. Схватив шашку и пистолет, лежавшие около «малолетка» Харьки, он бросился к Творогову, Федульеву и Чумакову и закричал казакам, чтобы они вязали изменников. Пугачев спустил курок пистолета, который он направил в грудь Федульеву, но кремень дал осечку. Федульев пошел на Пугачева с обнаженною шашкою. Казаки окружили Пугачева. Он пятился назад, отбиваясь шашкою от наступающих. Бурнов ударил тупым концом копья в плечо. Пугачев потерял равновесие. Его снова обезоружили, связали ему руки и посадили в телегу вместе с женой и сыном. Казака Маденова, пытавшегося защищать Пугачева, заговорщики избили до полусмерти и оставили в степи «еле дышущего»5.
В дождливый пасмурный день 14 сентября Пугачева, связанного и забитого в колодку, привезли в то место, где годом раньше началось восстание. Сотник Харчев, высланный Симоновым для встречи Пугачева с «изрядным корпусом», принял его от казаков на Бударинском форпосте и в ночь с 14 на 15 сентября доставил в Яицкий городок.
«...Емельку, — доносил Маврин Голицыну 15 сентября, — заарестовали, и по присылке сперва адвокатов ко мне просить о прощении, а потом и злодей... сам в величайшей колодке ко мне, можно сказать на головах принесен».
В городке Пугачева заковали в ручные и в ножные кандалы. Заговорщиков отпустили временно на поруки. Но вскоре они были арестованы и отправлены в Москву — в Тайную экспедицию.
Почти одновременно с Пугачевым в Яицкий городок был доставлен Афанасий Перфильев, отставший от Пугачева (за «усталостью лошадей») на волжском острове. Переправившись на второй день на луговой берег Волги, Перфильев не мог соединиться с Пугачевым. Более двух недель он скитался с группой казаков в 40 человек в заволжских степях. На предложение некоторых казаков о добровольной явке с повинною в Яицкий городок Перфильев твердо заявил, что «он скорее живым зароется в землю, чем явится добровольно к начальству». Отряду Рычкова, окружившему Перфильева на реке Деркуле, он оказал сопротивление, но после горячей перестрелки и рукопашного боя был захвачен вместе с другими казаками.
* * *
Так закончился последний период пугачевского восстания, характерный преобладанием в движении крепостных крестьян и резким обострением классовой борьбы. С арестом Пугачева движение прекратилось не сразу. Отдельные повстанческие отряды еще продолжали некоторое время действовать в Башкирии и в районах Приволжья, но это уже были последние вспышки могучего и грозного движения.
Примечания
1. В связи с этим следует отметить, что один из первых по времени заговорщиков Григорий Бородин, занимавший должность хорунжего в армии Пугачева, был выходцем из старшинской знати. Он доводился близким родственником целой атаманско-старшинской «династии» Бородиных, многие из которых казнены пугачевцами. С другой стороны, свояк Пугачева по его второй жене Устинье, Семен Шелудяков тоже принадлежал к «старшинской партии». Находясь в Берде, он тайно передавал секретные сведения об армии Пугачева коменданту Яицкого городка полковнику Симонову. Родной брат организатора заговора Ивана Творогова Леонтий, оставшись в Илецком городке (после ухода отсюда Пугачева) начальником небольшой казачьей команды, усердно публиковал указы Симонова против Пугачева. Он был арестован и взят в Берду. За попытку бежать в Оренбург Леонтия Творогова приговорили к смертной казни. По просьбе брата, Ивана Творогова, а также Подурова и Витошнова он был прощен Пугачевым и позорно изгнан из его армии. (Государственный архив, р. VI, д. 508, ч. 3, л. 212—221).
2. Крепостной крестьянин Нарышкина, а затем работный человек Каноникольского завода, видный участник пугачевского восстания Алексей Зверев показывает, что некоторые «яицкие [казаки] дерзновенны и вольны», что они «протчими полковниками не только повелевали, но и страшны были, по малым прицепкам бьют, а, в случае, и колют» и что «чернь содержали в презрении».
3. «По допросам многих и по свидетельству Григорья Бородина, — писал П. Потемкин, — известно, что когда сей Бородин нашел случай из толпы злодейской бежать [в последних числах марта. 1774 г.], то советовался с Чумаковым злодея связать», но казак Горлов тогда донес «злодею, и тем воспрепятствовал то исполнить» («Сборник отделения русского языка и словесности Академии наук», т. XV, 1877 г., стр. 125).
4. Государственный архив, р. VI, д. 425.
5. Неизвестна судьба Кинзи Арасланова и Садыка Сеитова. В городок они не приехали, поэтому есть основание полагать, что они, как и Маденов, были убиты заговорщиками.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |