Сколько во изнурение приведена Россия, от кого ж вам самим то не безызвестно: Дворянство обладает крестьянами, но хотя в законе божием и написано, чтоб они крестьян так же содержали, как и детей, но они не только за работника, но хуже почитали полян (псов?) своих, с которыми гоняли за зайцами. Конпанейшики завели премножество заводов и так крестьян работою утрудили, что и в ссылках тово никогда не бывало...
Из воззвания пугачевского атамана Ивана Грязнова к жителям Челябинска.
I
Ноябрь и декабрь 1773 г. принесли новые успехи Пугачеву. После первых неудач Кар отступил в Бугульму. Вскоре он заболел горячкой и в середине ноября уехал в Петербург. Правительственные войска, в известной мере деморализованные поражением Кара и оставленные без руководства, не были в состоянии предпринять решительные действия для подавления восстания, которое почти одновременно распространилось на заводы Южного и Среднего Урала, в Башкирии и Ставрополь-Самарском крае.
Наряду с необычайно быстрым ростом главной армии Пугачева, сосредоточенной под Оренбургом и достигавшей к концу 1773 г. 30 000 человек при 80 орудиях, в разных местах Заволжья, Приуралья и Прикамья возникли самостоятельные повстанческие отряды, руководимые талантливыми представителями восставшего народа.
Стремительный и стихийный рост армии Пугачева остро ставил перед руководителями восстания задачи снабжения и вооружения армии. Посылка указов и эмиссаров в разные концы, стремление овладеть новыми и отдаленными районами обширной Оренбургской губернии диктовалось, кроме всего прочего, желанием добыть новые источники для вооружения и прокормления армии.
Горные заводы Урала, в то время представлявшие собой своеобразные крепости, имели в своем распоряжении большие хлебо-фуражные, сырьевые и денежные фонды. Здесь же находились запасы пороха, свинца и орудийных ядер, много готовых пушек, ружей, сабель и пик. Кроме этого, заводы могли вырабатывать и вырабатывали для армии Пугачева новые пушки и ядра, а заводское население активно помогало восстанию. На заводы Южного и Среднего Урала Пугачев прежде и раньше всего и обратил свое внимание.
Богословский завод. — Акварель худ. Гельмана, 1797 г.
Еще 17 октября Пугачев посылает свое «именное повеление» на Авзяно-Петровский, Каноникольский и Белорецкий заводы. Он просил крепостных рабочих «исправить великому государю две мортиры с бомбами».
Вслед за этими указами Пугачев командировал на Авзяно-Петровский и Преображенский заводы Хлопушу с заданием «лить мортиры и ядра».
Хлопуше, однако, не удалось наладить производство пушек на Авзяно-Петровском заводе, и 8 ноября Пугачев послал свое «именное повеление» приказчику Воскресенского завода Петру Беспалову. «Исправить бы тебе, — писал Пугачев, — великому государю 5 гаубиц и 30 бомбов, и которая из дела выйдет гаубица... [то] представить бы тебе с скорым поспешением...»
Беспалов сам приехал к Пугачеву под Оренбург и, как показывает Ульянов, «пушки лить обещал». Но он не сдержал своего слова. Тогда Пугачев командировал на Воскресенский завод Зарубина, Ульянова и Антипова.
В двадцатых числах ноября казаки прибыли на места. Беспалов с завода бежал. Зарубин привел население к присяге. Он организовал мастеров и начал лить пушки. Работа спорилась. 22 декабря Зарубин отправил к Пугачеву «одну малую мортиру и один секретный единорог», а еще через три дня «секретную гаубицу», сообщив при этом, что «две мортиры» скоро «благополучно выйдут из дела». В указе от 27 января «военная коллегия» армии Пугачева, извещая Антипова о получении пушек, писала: «...ежели против присланного единорога изготовленная модель [готова], то даруй бог сщастия пустить. А впредь старатся средней, хотя и малой руки, доскольку вам разсудится...».
Крепостные рабочие Урала привозят пушки к Пугачеву
Во второй половине декабря Зарубин и Ульянов были командированы под Уфу. После их отъезда производство пушек не прекратилось. С оставшимся на Воскресенском заводе Антиповым, которого Пугачев пожаловал чином полковника, продолжалась оживленная переписка до 10 марта 1774 г.
До нас, к сожалению, дошла только небольшая часть этой интересной переписки. Поэтому трудно установить количество вылитых и пересланных к Пугачеву ядер и пушек. Из заявления владельца завода Твердышева, поданного им на имя оренбургского губернатора, видно, что на Воскресенском заводе было отлито для восставших из красной меди 11 пушек, которые Твердышев впоследствии просил возвратить обратно для «переплавки в штык».
Пугачевцы лили ядра и на других уральских заводах и овладевали готовыми запасами заводского вооружения, выручавшего их в трудное время.
Рычков свидетельствует, что в середине ноября «злодеи в ядрах имели большой недостаток» и что «более 30 у них не оставалось». «А сей день [22 ноября], — пишет он, — расстреляли они более тысячи, да и поднято их внутри города и за городом больше 300. Сказывали, что посланные на Твердышевский завод без всякого там сопротивления получили и прислали к нему злодею более 3000 зарядов с ядрами, и заряды-де были всё из самого лучшего пороха, и немалое число ружей. Тут же взяли они к себе из заводских многих служителей, в том числе несколько довольно обученных пушечной пальбе, о коих сказывали: якобы они добровольно склонились».
* * *
В горнозаводских районах Урала крестьянская война развивалась необычайно бурно. Так, за октябрь и ноябрь восстанием было охвачено 36 заводов. В декабре движение из Южного Урала перекинулось в районы Среднего и Верхнего Урала, где за полтора месяца было захвачено и остановлено 39 заводов.
К концу февраля 1774 г. пугачевцы овладели 92 металлургическими заводами. Это равнялось трем четвертям горнозаводской промышленности Урала.
На всех этих предприятиях имущество подвергалось реквизиции. Деньги, пушки, ядра, свинец и порох отправлялись к Пугачеву или использовались местными повстанческими отрядами. Конторские книги и долговые обязательства сжигались. Представители заводской администрации бежали с заводов, а не успевшие бежать, за немногим исключением, подвергались избиению. Заводское население уходило к Пугачеву под Оренбург или принимало участие в движении, вступая в местные отряды. Многие крестьяне, приписанные к заводам из уездов Казанской и других губерний, расходились по «прежним своим жительствам».
Следует заметить, что в первый период крестьянской войны заводские строения, как правило, не разрушались и, как мы видели выше, руководители восстания пытались использовать заводы для нужд движения.
Заводские крестьяне и «работные люди» Урала приняли в восстании чрезвычайно активное участие уже в первый период движения. Они выдвинули из своей среды много способных и энергичных руководителей, среди которых первое место принадлежит крепостному рабочему и отставному канониру Ивану Наумовичу. Белобородову.
II
Крупным районом восстания была и Башкирия. Обильная разнообразными природными богатствами Башкирия являлась объектом жестокой колонизаторской политики русского самодержавия.
Неслучайно поэтому, что башкиры активно участвовали в крестьянской войне на всем ее протяжении.
Выше уже отмечалось, что первые указы в Башкирию были посланы Пугачевым в начале октября и что затем под Оренбург пришло пять башкирских отрядов общей численностью в 2500 человек. В последующие месяцы — ноябрь и декабрь — Пугачев и организованная им (в середине декабря) «военная коллегия» значительно усилили свою агитационную и организационную деятельность по расширению восстания на территории Башкирии.
Во второй половине октября Пугачев послал в Башкирию три указа. В тот же период умный и энергичный мулла Кинзя Арасланов направлял письма башкирским старшинам и вскоре склонил на сторону Пугачева более двадцати старшин разных волостей. В ноябре Пугачев командировал в Уфимский уезд мещерятского сотника Усаева для «набора толпы и возмущения народа». Вслед за тем (в начале декабря) Салават Юлаев, которому Пугачев дал чин полковника, был послан с манифестами в Шайтан-Кудейскую волость для комплектования нового ополчения среди своих земляков. И, наконец, в последних числах декабря, когда почти вся Башкирия была охвачена пламенем восстания, Пугачев направил под Уфу Ивана Никифоровича Зарубина, наделенного широкими правами и титулом «графа Чернышева».
Крестьянская война на территории Башкирии развивалась быстро и интенсивно. Первыми в движение вступили те районы Уфимской провинции, которые находились ближе к Оренбургу (Усерганская, Бурзянская, Кыпчакская, Тамьянская и Тангаурская волости). В ноябре движение перекинулось в более отдаленные районы, расположенные вокруг Уфы, Мензелинска, Бирска и Красноуфимска. Пленные пугачевцы, захваченные в первых числах декабря около Уфы, показывали, что «злодеями дворянские домы [находившиеся в Уфимской провинции] разорены, пожитки, экипажи и все, что было в домах, разного звания скот, башкирами, татарами, помещичьими, дворцовыми и экономическими крестьянами разграблены и разорены до основания... и утвердили себя все присягою, чтобы быть в обществе с злодейского самозванца толпою»1.
Указ Пугачева на татарском языке
В начале декабря движение распространилось и в отдаленных районах Исетской провинции. Командующий войсками на сибирской линии генерал Деколонг в своем рапорте от 14 декабря 1773 г. сообщил А.И. Бибикову, что «...башкирский народ в Оренбургской губернии обитающий, весь генерально... взбунтовался. Разъезжая большими партиями не только что по линии состоящие редуты выжигают... на крепости набеги делают, но уже и внутри Исецкой провинции несколько жительств выжгли и немалое число людей побили, коммуникацию на [Сибирскую] линию со всех сторон пресекают, а потом не только что провиант и фураж на оную доставлять стало невозможно, но и самонужнейшие курьеры и то только во внутреннюю сторону Исецкой провинции препровождаются самоскрытнейшим образом, по ночам и с большим конвоем»2.
Таким образом, в течение трех месяцев с октября до января восстанием была охвачена вся Башкирия. Помещичьи хутора и заводы были захвачены повстанцами. Города и крепости, расположенные на территории края, или были взяты, или подвергались осаде. Административный центр края — Уфа — подвергался осаде с 17 ноября; Челябинск, Кунгур, Оса и Красноуфимск — в последних числах декабря и в начале января.
Башкиры охотно приходили к Пугачеву как одиночками и небольшими партиями, так и крупными организованными отрядами. Этот непрекращающийся поток продолжался до самого поражения Пугачева под Татищевой крепостью (22 марта 1774 г.).
В период оренбургской осады мы насчитываем в главной армии Пугачева более 5000 башкир. Еще большее количество их действовало на территории самой Башкирии и за ее пределами в отрядах Салавата Юлаева, Ильчегула Иткулова, Эркея Кедерметева, Канзафара Усаева, Бахтияра Каныкаева, Муратова и др. Много башкир находилось и в пугачевских отрядах, предводительствуемых Зарубиным, Ульяновым, Белобородовым, Грязновым, Губановым, Торновым, Кузнецовым и Чигвинцевым.
Одной из характерных черт восстания в Башкирии является необычайное обилие небольших отрядов с коротким радиусом действия. Эти отряды, в зависимости от расположения правительственных войск, то возникают, то прекращают на время свою деятельность с тем, чтобы при первом удобном случае выступить снова на борьбу. Наличие достаточного количества лошадей давало башкирам возможность легко и быстро организовываться в подвижные боевые отряды, чему весьма способствовало почти поголовное участие в движении местных старшин.
Башкир. — Гравюра Бухгорна
Крестьянская война 1773—1775 гг. в Башкирии носила ярко выраженный стихийный характер. Движение было направлено против жестоких колонизаторов, помещиков, заводчиков и их прислужников, против царских чиновников.
Яицкий казак Зарубин, принявший общее руководство над всеми пугачевскими отрядами, находившимися в Башкирии, и непосредственное командование над двенадцатитысячной армией, осаждавшей Уфу, пытался наладить твердую дисциплину в повстанческих отрядах и гражданский порядок на местах, охваченных движением. Он поддерживал живую связь с командирами подчиненных ему отрядов, назначал от себя атаманов и старост на заводы и в села, сурово наказывал нарушителей порядка и следил за правильным распределением разных сборов и повинностей.
В силу целого ряда обстоятельств Зарубину не удалось установить порядок на местах и в подчиненных ему отрядах, но его тесная связь с населением и командирами, последовательная и беспощадная борьба с нарушителями порядка и грабителями создали ему громкую популярность и благородную славу. В штаб Зарубина, находившийся в деревне Чесноковке (в 12 верстах от Уфы), каждый день приезжали представители из разных уголков Башкирии с жалобами, подарками и просьбами. Зарубин снабжал их наставлениями и указами Пугачева; предлагал им выбирать в их селах и на заводах атаманов и старост и «говорил, — как показывал священник Шитов, — что во всех местах будут народные судьи, а воевод и канцелярий не будет».
Зарубин привлекал и сельское духовенство. Так священнику села Березовки Шитову, прибывшему к нему на поклон из-под Сарапуля, он предложил «приводить народ в покорность к государю и к присяге». Шитов согласился.
Вместе с Шитовым в Чесноковку прибыл Осинский воевода Пироговский. Он привез Зарубину 10 пудов пороху, два воза медных денег и «медную пушку длиной аршина с три». Зарубин молча принял подарок. Затем он велел состричь воеводе волосы по-казачьи, сорвал с него богатый шелковый кушак, приказал «подпоясать лыком», и зачислить в казаки: «Будь ты отныне казак, а не воевода. Полно тебе мирскую кровь сосать».
III
Ставрополь-Самарский край, населенный преимущественно помещичьими крестьянами, был третьим крупным районом крестьянской войны в период Оренбургской осады. Этот край являлся в то время важным хлебопроизводящим пунктом Заволжья. В условиях неурожая 1773 г. и непрерывного роста армии овладение этим районом являлось для Пугачева настоятельной необходимостью.
Вскоре по приходе к Оренбургу Пугачев послал по крепостям Самарской дистанции группу яицких казаков, а Лысова — к ставропольским калмыкам. В середине октября к Пугачеву под Оренбург прибыли крепостные крестьяне помещика Карамзина — Травкин и Карпов, выбранные «с общего согласия» народа. Пугачев принял их ласково, снабдил указами и отправил обратно с заданием вербовать в его армию новое ополчение.
В декабре Пугачев почти одновременно командировал в Ставрополь-Самарский край два отряда: один под командой крепостного крестьянина Ильи Арапова, а второй — под командой калмыка Федора Дербетева.
Помещичьи крестьяне волновались и находились в состоянии восстания задолго до прихода сюда Арапова, которого они с нетерпением ожидали. Казанский губернатор Брандт в рапорте от 28 октября 1773 г., извещая Екатерину II о «тревоге» и добровольном «приклонении к той злодейской толпе Сорочинской и Тоцкой крепостей жителей», писал: «...Помещичьих деревень крестьяне, возмутясь, зделали себя готовыми ко включению в число изменников и, помогая реченной злодейской шайке [60 человек казаков], производили непростительное дерзновение. А помещики, разным образом спасая свою жизнь, скрылись»3.
Вместе с помещичьими крестьянами волновались калмыки, чуваши, мордва и татары, жительствующие в Ставропольском уезде.
Ставропольский комендант и бригадир Фегезак, извещая военную коллегию о разграблении помещичьих домов «бунтующими калмыками», писал, что «ныне Ставропольского уезду, как черкаса, так татара, чуваша, мордва и господские крестьяне к таковому ж раззорению и мятежу согласились. Ис которой черни ко обороне злодейской толпы делают и копья. А сколько, как до меня, так и я, не старались привести того безумного народа в прежнее состояние и к благополучной тишине, но совсем тем в резон не принимают, а вместо того, так зверской свой разум вдаль простирают, что и посланных с указами ея и. в. унтер-офицеров и солдат немилосердно бьют и грабят; а те указы отнимают и совсем пренебрегают, и никакого исполнения и послушания не имеют»4.
Многочисленные пугачевские отряды разъезжали по селам Ставропольского уезда, заготовляли продукты для отправки к Пугачеву под Оренбург и везде встречали радушный прием и активную поддержку населения. Генерал Фрейман, оставленный сбежавшим главнокомандующим Каром в Кичуевском фельдшанце, доносил военной коллегии 28 декабря, что к Пугачеву пристали «ставропольские калмыки, вся башкирь, чуваши, мордва и помещичьи крестьяне».
Самара
В период времени ноябрь—декабрь мы насчитываем на территории Ставропольского края более десяти пугачевских отрядов. Среди предводителей этих отрядов мы встречаем и бугурусланского депутата в комиссию об Уложении Давыдова, отряд которого состоял из 3000 человек, при четырех пушках, и калмыка Федора Дербетева, и разорившегося татарского князя Енгалычева, и бывшего донского казака Опрятова-Захлыстова, и братьев Размаметевых, и отставного прапорщика Чапарухина. Эти отряды (в общей сложности) насчитывали до 15 000 бойцов и более 30 пушек.
В начале декабря Арапов с отрядом в 40 человек прибыл в деревню, помещика Племянникова, куда были собраны крестьяне из других деревень. Всего было собрано «до двух сот человек».
Арапов, — показывает Михайлов, — «читал им сам тот указ, в котором писано,... что государь Петр Федорович тем крестьянам, которые ему будут послушны, дает вольность и не будет брать никаких податей».
По прочтении указа Арапов спрашивал «охотников в службу».
Захватив с собой охотников, Арапов направился в Бузулукскую крепость, куда он и вступил без всякого сопротивления со стороны ее гарнизона в первых числах декабря.
В Бузулуке Арапов постоял около двух недель. Он посылал от себя в разные стороны небольшие партии для сбора провианта и фуража, который отправлял к Пугачеву под Оренбург.
Важно отметить, что в, своем указе от 16 декабря 1773 г. пугачевская «военная коллегия», приказывая Арапову всемерно усиливать посылку «всякого рода хлеба», одновременно подчеркивала, чтобы помощники Арапова по высылке хлеба «не отваживались чинить крестьянам никаких обид».
Внутренний вид калмыцкой кибитки
Из Бузулука Арапов выступил 22 декабря и пошел в направлении к Самаре через Елшанскую, Борскую и Красно-Самарскую крепости.
В Борскую крепость к Арапову приехали из-под Оренбурга от Пугачева попы Бугульминского ведомства: Иван Федоров и Степанов. Они привезли с собой указы о наборе нового ополчения и приведении жителей к присяге. Прочитав указ, Арапов говорил священникам: «Вы поезжайте в свое село и в другие жительства и тамо читайте сей указ и уговаривайте народ к нему [Пугачеву] в подданство».
Попы отказывались.
— Да, что ж вы, разве изменники, — говорил Арапов. Кого же мне посылать. Неужели из-за вас, казаков нарядить, которым и без того много дела, а вас при всякой церкви по два и по три...
Арапову удалось убедить священников.
Федоров и Степанов взяли указ Пугачева и уехали в Бугульминское ведомство. «В проезд же до своего села, — показывал Федоров, — во всех деревнях тот указ читали и народ уговаривали, чтоб к самозванцу были приклонны»5.
Вечером 24 декабря Арапов занял пригород Алексеевска, а утром на второй день он торжественно вступил в Самару.
Дербетев, прибывший из-под Оренбурга со своим отрядом в калмыцкие улусы в последних числах декабря, нашел своих земляков в состоянии восстания. Одни из них ушли к Пугачеву под Оренбург, а другие действовали в районах обширного Ставропольского уезда. Из «доношения» ставропольской канцелярии в военную коллегию от 2 декабря 1773 г. видно, что к этому времени «бунтующих калмыков» было «более 5000 человек».
В ночь с 19 на 20 января 1774 г., уже в период наступления правительственных войск, Дербетев со своим отрядом ворвался в Ставрополь. Калмыки захватили 6 пушек, порох и казну, разбили питейные дома. При отъезде из города Дербетев взял с собой коменданта, бригадира Фегезака, отставного губернского секретаря Саблукова, батальонного командира Алашева, секретаря Микляева и надворного советника Милковича. Все они, исключая Саблукова, который бежал, были казнены Дербетевым.
IV
Для полноты общей характеристики развития крестьянской войны к началу 1774 г. необходимо еще заметить, что в первых числах декабря казак Михаил Толкачев был послан с небольшим отрядом по крепостям яицкой линии до Гурьева, а татарин Тангаич — к Нур-Али-хану. Толкачев успешно овладел всеми форпостами, зачисляя в свой отряд казаков и забирая пушки и порох. 30 декабря Толкачев вступил в Яицкий городок.
Полковник Симонов со своей командой и казаками старшинской партии бежал в крепость.
Еще раньше (в последних числах ноября) Хлопуша, назначенный Пугачевым атаманом над заводскими крестьянами, был послан со своим отрядом под Верхнеозерную крепость. После неудачных атак на эту крепость Хлопуша пошел в Ильинскую, которой и овладел 29 ноября, захватив здесь в плен отряд майора Заева в количестве 500 человек при 3 орудиях.
В последних числах декабря 1773 и в январе 1774 г. крестьянское движение стало распространяться в пределах Сибирской губернии. Пугачевские отряды появились в Ялуторовском и Краснослободском дистриктах, а также в Верхотурском и Екатеринбургском ведомствах. Из ведомости сибирского губернатора Д. Чичерина видно, что в двух указанных дистриктах «дерзали выходить ис подданнического ея и. в. повиновения» и «приклонялись» Пугачеву 82 деревни с населением более 7000 человек. Ссыльно-каторжные — Рябов, Певцов и Серединин — пытались поднять восстание (ноябрь 1773 г.) в Тобольске (административный центр Сибирской губернии).
Таким образом, к моменту второго наступления правительственных войск (январь 1774 г.) восстанием была охвачена огромная территория от Гурьева городка до Челябинска, Екатеринбурга и Кунгура и от Уфы до Ставрополя и Самары.
Почти до конца декабря 1773 г. правительство держало в строгом секрете все сведения о событиях в Оренбургской губернии. Тем не менее, слухи о Пугачеве и его успехах быстро распространились уже в первый период далеко за пределы районов, непосредственно охваченных восстанием. Сенатский курьер Полубояринов, прибывший 17 января в Саратов с депешами из Петербурга, свидетельствует, что от самой Пензы и до Саратова «все крестьяне как государевы, так и помещичьи», отказываясь платить подати, имеют якобы «уверение» от Пугачева, что все они «будут вольны и независимы ни от кого». «Теперешнее же правление — говорили крестьяне — им несносно, ибо де большие бояре награждаются деревнями и деньгами, а им никакой нет льготы, но только большие тягости по причине [Турецкой] войны, как то рекрутские поборы и разные подати, кои должно платить и государю и помещикам, и что для перемены своего состояния пришло им метаться в воду. О воинских же командах, — продолжает Полубояринов, — следующих для истребления злодея говорят, что де все это понапрасну: все де солдаты лишь только придут, то будут ему [Пугачеву] служить, вить и их житье не лутче крестьянского». Свидетельство Полубояринова хорошо показывает настроения крестьян обширного края, знавших о восстании больше по слухам и со страстным нетерпением ожидавших Пугачева, с именем которого они связывали свое освобождение от гнета.
С другой стороны, капитан Маврин, вместе с другими членами секретной комиссии отправленный Бибиковым в Казань в первых числах декабря, сообщал, что «торопясь скорее прибыть в Казань..., некогда нам было всем буянам и предерзателям делать промечания и оных, забирая отсылать к начальникам, да и невозможно — в самом деле по причине множества их».
Конные калмыки. — Гравюра Гейслера, конец XVIII в.
Особенно много говорили о Пугачеве в Москве в связи с приездом сюда генерала Кара (30 ноября). Массы открыто выражали свое сочувствие Пугачеву. Вновь назначенный главнокомандующий генерал Бибиков, прибыв из Петербурга в Москву 13 декабря, «нашел обширную сию столицу в страхе и унынии от язвы [чумы] и бывшего возмущения; настоящая гроза приводила в трепет ее жителей от новых бедствий, коих не без причины опасались, ибо холопи и фабричные, и вся многочисленная чернь московская, шатаясь по улицам, почти явно оказывала буйственное свое расположение и приверженность к самозванцу, который, по словам их, несет им желаемую ими свободу»6.
Опасаясь применять крутые меры (в Москве в то время было очень мало войск), Екатерина велела московскому главнокомандующему М.Н. Волконскому «обновить из Сената указы старые о неболтании». Волконский «в раз-суждении, что оной указ» недавно был опубликован, и «чтоб не подать в публике причины к большому уважению о Оренбургском деле», воздержался от вторичной публикации указа, «а приказал обер-полицмейстеру употребить надежных людей для подслушивания разговоров публики в публишных соборищах, как то в рядах, банях и кабаках, что уже, — доносил он 18 декабря — и исполняется»7.
Но крепостные крестьяне Среднего Приволжья не ограничивались одними только разговорами о Пугачеве, но посылали к нему под Оренбург своих представителей. Так в начале ноября 1773 г. крестьяне села Покровского (Троицкий уезд Шацкой провинции) командировали под Оренбург «для изведывания» о Пугачеве Михаила Кумышева и Якова Макарова. Прибыв в Берду, они «двоекратно присягали» Пугачеву. В последних числах декабря Пугачев отправил их с указами и манифестами «в домы свои с тем, чтобы они имели об нем разглашение».
О настроении угнетенных национальностей Среднего Приволжья в описываемый период ярко свидетельствует такой факт. В декабре 1773 г. священник села Покровского (Чебоксарский заказ) вместе с дьячками пришел «для славления молитвы» в дом «новокрещена из чуваш» Петра Рахмула. Хозяина дома не оказалось. Священник спросил жену Рахмула, есть ли у них перед образом свеча. Та ответила дерзко.
Священник ударил ее плетью. Взяв за «славление молитвы» 4 копейки и два хлеба, он направился дальше. Вскоре домой возвратился Рахмул, которому жена рассказала о случившемся. Рахмул догнал священника в доме десятника Кужика.
— Для чего ты бил жену мою? — говорил он сердито. — Кто вам велел ходить со крестом? Уже полно вам. Теперь у нас свой царь едет, а вас больше уже не будет, а всех под Оренбургом перевешают, а церкви ваши пожгут...8
Все это свидетельствует о широком и повсеместном недовольстве населения феодально-крепостническим режимом царствования Екатерины II. Угнетенный народ связывал свои освободительные чаяния и сокровенные надежды с именем Пугачева, громкая слава о котором уже к началу 1774 г., быстро распространившись по необъятным просторам Российской империи, вышла за пределы страны, достигнув Парижа и других городов Западной Европы.
V
Рост главной армии Пугачева, сосредоточенной под Оренбургом, и распространение движения на Башкирию, уральские заводы и Ставрополь-Самарский край остро ставили вопросы руководства. Как же была организована армия повстанцев?
Сохранившиеся документы, вышедшие из лагеря восставших, ясно свидетельствуют об упорном и настойчивом желании Пугачева и его атаманов организовать дисциплину в армии и гражданский порядок на местах, охваченных движением. Созданная и возглавленная Пугачевым «военная коллегия» — главный штаб войск восставших — немало трудилась над разрешением этих важнейших вопросов.
«Военная коллегия» состояла из четырех членов (судьи), секретаря, думного дьяка и четырех повытчиков. При ней находились переводчики и толмачи из татар, башкир и калмыков, а также переводчик Михаил Шванович, переводивший перехваченную переписку с немецкого и французского языков на русский.
Членами-судьями «коллегии» были назначены яицкие казаки: Максим Шигаев, Андрей Витошнов, Данило Скабычкин и Илецкий казак Иван Творогов. Секретарскую должность правил Илецкий казак Максим Горшков, а думным дьяком был яицкий казак Иван Почиталин. Повытчиками были назначены Иван Герасимов и Герасим Степанов (заводские работники), крепостной крестьянин Супонин и бузулукский казак Игнат Пустаханов.
Башкир Кинзя Арасланов, татары Идыр Бахмутов и Садык Сеитов хотя и не занимали в коллегии никаких должностей, фактически принимали в ее повседневной работе самое деятельное и живое участие, являясь толмачами и советниками Пугачева по делам, касавшимся угнетенных национальностей. Об этих лицах Зверев показывал, что они часто входили к Пугачеву в палатку и «никого не допуская, производят советы, а секретов их прочим слышать не можно».
На «военную коллегию» Пугачевым были возложены следующие задачи: давать «наставлении поставленным от самозванца полковникам, старшинам и другим частным командирам, посылающимся от него в разные места: о покорении к нему [Пугачеву] народа, о доставлении из всех мест в главный стан провианта и фуража, о разграблении господских пожитков, об отобрании в крепостях и на заводах пушек и пороху и о присылке оного в Берду. Разсылались так-же указы для разсеяния по жительствам о вступлении самозванца на престол».
Сохранившаяся часть делопроизводства «военной коллегии» показывает, что «коллегии» приходилось ежедневно разбирать и решать самые разнообразные насущные и злободневные вопросы. Комплектование армии, ее вооружение и снабжение; связь, руководство местными очагами движения и помощь им, переписка с командирами отрядов и администрацией населенных пунктов; смена и назначение походных атаманов, командиров и старост; защита интересов населения от незаконных действий отдельных представителей пугачевской армии; суд, составление указов и манифестов к населению; выдача охранных грамот и пропусков — вот круг вопросов, которые приходилось решать «военной коллегии».
До нас дошла сравнительно небольшая часть делопроизводства «военной коллегии» Пугачева. Правительственная администрация усердно уничтожала «злодейские», «прелестные письма»9. Основной же архив «военной коллегии», как показывает Почиталин, Пугачев сжег накануне второго сражения с Голицыным под Каргалой. Кроме того, такие вопросы, как разбор всевозможных жалоб, суд, чинопроизводство и всякие военные совещания производились, как показывал на допросе Максим Горшков, устно, без всяких записей. Можно с уверенностью сказать, что объем и характер работы «коллегии» фактически был больше и разнообразнее, чем это представляется нам по дошедшим до нас остаткам ее канцелярии и показаниям ее руководителей.
Автографы секретарей и атаманов Пугачева
Указы и манифесты Пугачева написаны простым, но энергичным и выразительным языком. Пушкин говорил о «первом возмутительном воззвании Пугачева» как «об удивительном образце народного красноречия».
Кроме «военной коллегии», о деятельности которой мы говорили выше, в армии был еще общевойсковой атаман (Андрей Овчинников), «главный словесный судья» (Максим Шигаев), который ведал также разным продовольствием, главный казначей (Давилин, а позже Шигаев). Всей артиллерией ведал казак Федор Чумаков. Общевойсковой конюшней (50 лучших жеребцов и 360 башкирских лошадей) заведывал беглый поселенец Афанасий Чучков.
Армия Пугачева делилась на полки, которые иногда назывались отрядами. Полки-отряды были разной численности (от 300 до 2000 человек). Если полк-отряд состоял из представителей разных национальностей, то разделение происходило по сотням (татарская сотня, марийская, башкирская, русская и т. д.).
Пугачев и его атаманы придавали большое значение подбору командиров и выдвигали на ответственные посты людей смелых, честных и преданных делу. Так, Иван Наумович Белобородов в своем письме, адресованном на имя командира отряда Чигвинцева, советовал последнему выбрать себе в помощь «по общему войска согласию верного, смелого и в нужных случаях неробкого человека, ибо армия, — писал он, — всегда одним доброго распоряжения человеком против неприятеля ободрени...» «И при сем — наказывал он — вам накрепко подтверждаю, чтоб предводитель был выбран из верных рабов..., а не из лесцов [льстецов], кои только одним видом и обманством свои заслуги оказывают...».
Общеизвестен также факт казни Пугачевым Дмитрия Лысова, уличенного в ограблении мирного населения.
Командиры выбирались «с общего согласия» или назначались Пугачевым. При этом в значительной мере учитывались также социальный и национальный состав отрядов и полков. Так полком яицких казаков командовал яицкий казак Андрей Овчинников; илецких — Илецкий казак Иван Творогов; оренбургских и других казаков — сотник Оренбургского казачества Тимофей Подуров; отрядом заводских крестьян и «работных людей» — крепостной рабочий Хлопуша; Мусса Алиев и Садык Сеитов командовали каргалинскими татарами; Кинзя Арасланов был «главным башкирским полковником»; Дербетев, Кашиитов и Царем-джал были предводителями калмыцких отрядов; крепостной крестьянин Илья Арапов начальствовал над помещичьими крестьянами и т. д.
По нашим подсчетам, руководящий состав армии Пугачева и его отдельных отрядов (атаманы, командиры отрядов, полковники, сотники и аппарат «военной коллегии») достигал 200 человек. Из этого числа на представителей казачества приходилось 52 человека; на крепостных крестьян — 38; заводских крестьян и крепостных рабочих — 35; башкир — 30; татар — 20; калмыков — 12.
«Военная коллегия» Пугачева. Картина худ. Овешкова
Полки и отряды имели разные военные значки и походные знамена, сделанные из красной, желтой и черной материи.
Казаки были хорошо вооружены. Они имели ружья, сабли и копья. Ружья имели также и пленные солдаты. Из всей остальной армии только немногие имели огнестрельное оружие и сабли, а подавляющее большинство было вооружено стрелами (башкиры и калмыки), самодельными пиками, ятаганами, вилами, топорами и просто дубинами. Казаки, имевшие военную выучку и опыт, вместе с прекрасными наездниками, калмыками и башкирами, составляли боевую конницу Пугачева, а остальные полки выполняли роль пехоты.
Учет народа был поставлен слабо. «Списков не было, потому что часто выбывали и прибывали, а был счет одним только командирам», которым и «жалованье на их команды выдавалось». Жалованье выдавалось не регулярно, а эпизодически, когда были деньги. По свидетельству Шигаева «в разные времена им выдано было денег на конных по шести рублей, а на пехотных по пяти каждому человеку».
На лагерном поле время от времени происходили военные занятия: стрельба из ружей и луков в цель, конные состязания, изучение устройства орудий и т. д. В свободное от занятий и походов время люди веселились, как умели: устраивали разные игры, потешались ручными медведями, привезенными в подарок Пугачеву заводскими крестьянами, составляли песни, прославлявшие народ и доблесть Пугачева.
Был в лагере и походный священник, совершавший богослужение в Бердинской церкви. Яицкие казаки — показывал поп — «будучи все раскольники, в церковь не ходили».
Вокруг лагеря выставлялись постоянные караулы и ночные дозоры. Пугачев лично проверял караулы и следил за выдачей продуктов и денег. Корнет Пустовалов, убежавший из армии Пугачева в Оренбург, показывал, что — «когда случается он [Пугачев] в Берде, то всё распоряжает сам и за всем смотрит не только днем, но и по ночам».
Так была построена армия восставших. Само собой разумеется, что отдельные элементы организованности в построении армии не могли сколько-нибудь серьезно отразиться на преодолении свойственных крестьянской войне стихийности, неорганизованности, локальности и раздробленности.
Крестьянская война 1773—1775 гг., как и предшествовавшие ей крестьянские войны, вошла в историю как стихийное возмущение угнетенных классов.
Примечания
1. «Секретные Повытья» военной коллегии, оп. 47, кн. IV, л. 206.
2. Военно-ученый архив, д. 143, л. 100.
3. «Пугачевщина», т. III, стр. 3.
4. Там же, стр. 14.
5. Государственный архив, р. VI, д. 608, ч. 3, л. 311.
6. «Записки о жизни и службе А.И. Бибикова», М. 1865 г., стр. 126.
7. «Осмнадцатый век», кн. 1, 1866 г., стр. 104.
8. Государственный архив, р. VI, д. 507, ч. II, л. 229.
9. В грамоте от 4 января 1774 г., посланной на Дон, Екатерина II, говоря о «разсылке» Пугачевым во многие места «своих злодейских писем, для обольщения простого народа», предлагала все «таковые... письма на площадях, тотчас, как получены или найдены будут, жечь чрез палачей» («Секретные Повытья» военной коллегии, оп. 47, кн. II, л. 296). «Прикажите, — писала Екатерина А.И. Бибикову, — чтобы все бунтовщичьи, в народе разсеваемые листы полагали сожигаемы были».
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |