...Жалую вас реками, морями и травами, денежным жалованьем, хлебом, свинцом и порохом и всею вольностию. Я знаю, что вы все обижены и лишают вас всей вашей привилегии и всю вашу вольность истребляют, а напротив того, бог вручает мне царствие по-прежнему, то я намерен вашу вольность восстановить и дать вам благоденствие.
Из беседы Пугачева с яицкими казаками.
I
Население Заволжья, Приуралья, Башкирии представляло собой настолько готовый материал для крестьянской войны, что достаточно было, как мы видели, одной искры, чтобы разгорелось пламя громадного восстания.
Какие цели, какие задачи ставили перед собой восставшие? Ясной, четкой и продуманной программы у Пугачева не было.
В своих манифестах и указах он призывал к истреблению помещиков-дворян. «Ежели кто помещика убьет до смерти и дом ево разорит, тому дано будет жалованье — денег сто; а кто десять дворянских домов разорит, тому — тысяща рублев и чин генеральской».
Пугачев жаловал своих сторонников «землею, водою, солю, верою и молитвою, пажитью и денежным жалованием», требуя за это служить ему «до последней погибели». В районах восстания крестьяне разоряли помещичьи имения и в ряде мест делили помещичье имущество. Казаки одного отряда от имени «государя Петра Федоровича», по их словам приславшего отряд «разорять помещичьи дома и давать крестьянам свободу», призывали «отнюдь на помещика» не работать и «никаких податей ему не платить».
В указе от 1 октября, посланном в Башкирию, Пугачев требовал «содержащихся в тюрьмах и у протчих хозяев имеющихся в неволности людей всех без остатку на нынешних месяцах и днях [чтоб] выпущали. Если будут оказыватся противники, таковым, — приказывал Пугачев, — головы рубить и кровь проливать...» Кто будет противиться, «боярин, генерал, майор, капитан или другие, — говорится в другом документе Пугачева, — голову того рубите и имущество того грабьте».
В занятых крепостях и городах Пугачев вводил «казачий круг» — то-есть такое управление, при котором дела решались на сходках взрослого мужского населения.
Таким образом, программа Пугачева провозглашала борьбу против помещиков и бюрократии, передачу помещичьей земли крестьянам, «вечную вольность», освобождение от податей и налогов, от рекрутчины. Причем для осуществления этой программы должен быть на престоле «хороший царь».
Этим по существу исчерпывается программа Пугачева. Он и его помощники не раз говорили о походе на Москву, о том времени, когда им занят будет престол, но о том, какой порядок тогда установится, что надобно будет делать дальше — обо всем этом они не думали или, в лучшем случае, имели об этом весьма расплывчатое, неясное представление.
Вот что говорят о планах Пугачева его соратники.
«По взятии Оренбурга, — показывает Иван Почиталин, — намерение самозванцово было итти в Казань, а по завладении оною, итти к Москве и потом в Петербург и всем государством завладеть... государыню постричь в монастырь, а больших бояр клялся всех истребить». Подуров утверждает, что Пугачев «о намерении своем проговаривал сими словами: «Естьли, — говорил он, — мне удастся взять Оренбург и Яик, то я с одною конницею пойду в Казань, и по взятии оной в Москву и Петербург...»1.
Пугачев иногда в беседах со своими атаманами говорил, что хочет провести переустройство в стране, а по окончании внутренних дел — воевать с другими государствами. Но в чем это переустройство должно заключаться, он себе не представлял. «Пугачев, — показывает Зарубин, — будучи еще на хуторах у Кожевниковых [сентябрь 1773 г.] между разговорами проговаривал, что он, взяв Оренбург, поедет в Москву, примет там престол...». «Утвердясь на царство, — говорил он, — буду старатца, чтобы все было порядочно, и народ не отягощен был, от дворян деревни лудше отнять, а определить им хотя большее жалованье, вас же де яицких казаков буду жаловать всякою волностию и деньгами. И так, учредив все порядочно, пойду воевать в иные государствами де, ведаешь, служивой человек, мне на одном месте не усидеть; пойдем мы воевать по всем государствам, и то мне удастся». «Об оном, — продолжает Зарубин, — говорено было самозванцом в разные времена: и по-часту между разговорами в Берде, и прежде, как еще дорогою к городу Илеку шли...»2.
II
Отсутствие четкой программы сообщило крестьянской войне на всем ее протяжении чисто стихийный характер. В этой борьбе народные массы добивались отдельных замечательных успехов, но стихийность движения обрекала его в конечном счете на неудачу.
С самого начала восстания с большой силой проявились его локальный характер, его раздробленность. Это с исчерпывающей ясностью показали уже первые три месяца крестьянской войны.
Выше мы уже говорили о быстром распространении восстания и возникновении многочисленных повстанческих отрядов на обширной территории Оренбургской губернии и за ее пределами. Но при всем этом движение в каждом отдельном случае не выходило за пределы данного района, уезда, края. Радиус действия пугачевских отрядов был незначителен. Целью своей отряды ставили истребление местной администрации, помещиков и заводчиков. Отдельные пугачевские отряды группировались вокруг больших и малых городов края (Уфа, Самара, Челябинск, Кунгур, Яицкий городок и др.). Главная армия Пугачева в течение пяти месяцев стояла под Оренбургом, а двенадцатитысячный отряд Зарубина — под Уфой.
Ни в коем случае нельзя упрекнуть Пугачева и руководителей отдельных отрядов в пассивности. Напротив, восставшие действовали весьма активно. Во время осады городов и в открытом бою народные массы проявляли силу духа, несокрушимую настойчивость и героическое мужество в борьбе. Они не отступали без боя, и не было случая, чтобы плохо вооруженные и не обученные военному делу отряды армии Пугачева не померялись силой с вооруженными до зубов правительственными войсками, действовавшими под командой опытных генералов. Но эти активность и решительность в борьбе против угнетателей распылялись на местные иногда мелкие объекты, не были сконцентрированы в единый кулак.
То обстоятельство, что Пугачев, взяв Татищеву крепость, не пошел сразу на Москву, а двинулся на Оренбург, объясняется, видимо, его желанием сначала создать базу для этого, так как овладение Оренбургом дало бы ему возможность командовать над всей пограничной полосой и сноситься с башкирами и калмыками. С другой стороны, имеются основания полагать, что если бы Пугачев, бросив осаду местных административных центров, сразу же пошел на Москву, то это сказалось бы на размахе восстания. Яицкий казак Синельников показывает, «что самозванец около заговенья [то есть около 14 ноября] хотел было с находящимися при нем яицкими казаками, оставя стоянье под Оренбургом, всю свою... [армию] и башкирцов, иттить к Яику. Но башкиры принудили его остаться и не пустили, сказав, что ты нас уверил, что ты государь, и обещал, Оренбург взяв, сделать, чтоб губернии не быть, и чтоб мы были оной не подвластны, а теперь бежать хочешь и нас оставить на такую ж пагубу, которую за такой же мятеж терпели отцы наши, которых казнили смертию; и так, мы до того времени тебя ни куда не упустим, покуда ты действительно не исполнишь своего обещания».
Свидетельство Синельникова подтверждает в своем показании и Максим Шигаев: «Пугачев собирался все свои силы обратить на взятие Яицкого городка», который он намеревался «сделать своей резиденцией вместо Петербурга»3.
Для большинства участников движения (помещичьи и заводские крестьяне, казаки, башкиры, татары и калмыки) местные административные центры (Оренбург, Уфа, Яицкий городок и Ставрополь, Челябинск, Кунгур и др.) воплощали в себе всю тяжесть крепостнического режима и колонизаторской политики, проводимой царским правительством. Им казалось, что не из Петербурга, который был от них далеко, а именно из Оренбурга, Уфы и Яицкого городка исходили требования непомерных податей, захваты их земель, репрессии, которые обрушивались на плечи масс.
В этой связи следует отметить и то, что в ряде местностей, которые занимал Пугачев, население, присоединяясь к восстанию, вступая в местные отряды, оставалось на своих местах после ухода армии Пугачева, продолжая борьбу в своем уезде, в своем районе.
Не было у Пугачева и единого военно-стратегического плана. Это с особой наглядностью сказалось во время январского наступления правительственных войск. Многочисленные отряды армии восставших были разбросаны на огромной территории, действуя разобщенно и неорганизованно. Они упорно сопротивлялись, каждый на своем участке, наступлению правительственных войск, отстаивали грудью каждую пядь земли, проявляли чудеса храбрости, но не объединенные общим планом, мало между собой связанные, они один за другим дали себя разбить поодиночке.
III
Раздробленность и слабая организованность, пестрота классового состава движения, вызывавшая внутреннюю борьбу в нем, крайне ослабляли восстание. В крестьянской войне 1773—1775 гг. слились различные потоки, разнородная как в классовом, так и национальном отношении масса населения, правда, скреплявшаяся «всеобщим негодованием», объединенная общей ненавистью к крепостничеству. Всю эту массу надо было спаять воедино. Но какая из сил движения могла это в то время сделать?
Не могло выполнить роли руководителя восстания крепостное крестьянство, забитое, темное и распыленное. Крестьянское движение пополняло ряды Пугачевской армии новыми силами, еще не прошедшими суровой школы предшествующих боев.
Очень активное участие в восстании принимали «работные люди». Они выделили из своей среды ряд замечательных руководителей восстания (достаточно назвать таких атаманов Пугачева, как Белобородов и Хлопуша). Они сыграли большую роль в вооружении и техническом оснащении главной армии Пугачева и местных отрядов. «Работные люди» отливали орудия (мортиры и гаубицы), изготовляли ядра, помогали пугачевцам овладевать готовым вооружением и запасами металла, имевшимися на заводах. Они поставляли в армию Пугачева артиллеристов. Но при всей, несомненно, видной роли, которую играли в армии Пугачева «работные люди», их ни в коем случае нельзя считать индустриальным рабочим классом, который мог бы стать во главе восстания, спаять воедино все его разнородные элементы, руководить крестьянством.
Не могли осуществить этой руководящей роли и активно участвовавшие в восстании угнетенные национальности, раздробленные, подвергавшиеся двойному гнету как со стороны царского самодержавия, так и своей местной знати. Неслучайно, что Бибиков пытался, опираясь на местных торговцев и мусульманское духовенство, сеять рознь в рядах башкир, татар и других национальных меньшинств.
Руководителем восстания не могло быть казачество, выступившее в лице яицких казаков в качестве инициатора восстания. Хотя казачество имело некоторые военные навыки, оно являлось недостаточно сильным, слишком раздробленным, чтобы выступать в роли руководителя восстания.
Именно в этом отсутствии класса-руководителя заключается основная причина конечной неудачи восстания.
«Крестьянские восстания, — говорит товарищ Сталин, — могут приводить к успеху только в том случае, если они сочетаются с рабочими восстаниями, и если рабочие руководят крестьянскими восстаниями».
Примечания
1. «Пугачевщина», т. II, стр. 188.
2. Там же, стр. 135.
3. Государственный архив, р. VI, д. 508, ч. II, л. 367.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |